университета, и господствовали интересы литературы и просвещения.1 Воспитание детей поставлено было у Сухово-Кобылиных, как видно, блестяще. По крайней мере, известно, что Елизавету Васильевну2 обучали и воспитывали такие в свое время выдающиеся лица, как Морошкин3, Раич4 и Надеждин5.

      В 1838 году Александр Васильевич окончил, одновременно с Буслаевым6, Ю. Самариным7, Строевым8 и Катковым9, курс Московского университета по второму отделению философского факультета, причем за сочинение награжден был золотою медалью.11 Будучи студентом, он, как большинство из наиболее чутких его современников, увлекался немецкою философией, для усовершенствования в которой после университета отправился за границу, где ему пришлось много путешествовать.

        Во время пребывания своего в университете одно время он находился в приятельских отношениях с К. С. Аксаковым10, но в конце концов с ним разошелся.

  Очевидно, что цельная, последовательная во всем и строго принципиальная личность одного из наиболее ярких представителей славянофильства не могла прочно сойтись с натурой, не равнодушной к внешним благам жизни и страдающей той раздвоенностью, какая в той или другой степени являлась характерной чертой почти всех людей 30–40-х годов. Увлечения философией и широкое образование уживались в Сухово-Кобылине в молодости с дворянской спесью и сословными предрассудками. В истории романа его сестры с Надеждиным он держит сторону матери12, опасаясь скомпрометировать честь своей фамилии мезальянсом, и ведет себя не всегда безупречно и корректно.13 Европеизм его не мешал ему не только мириться с крепостничеством, но и собственноручно наказывать крестьян.14

     И не одни только «высшие сферы» привлекали его к себе, но и светские развлечения в роде модного в то время среди нашей аристократии лошадиного спорта, в котором он проявил большой успех.15

    Собственно говоря, ни о внутренних переживаниях Сухово-Кобылина вообще, ни о литературных вкусах и симпатиях его за указанное время мы никаких прямых сведений не имеем. Известно только, что из русских писателей он «упивался» Гоголем, которого лично знал и в котором более всего, по его словам, ценил «веселость». «Я ужасно люблю веселых людей» признавался он одному своему знакомому: «для писателя необходимо быть не только остроумным, но и занимательным». Гоголь, как нельзя лучше, удовлетворял в этот отношении. В нем и «была неотразимая сила юмора». Он был великий комик: «Равных ему я не встречал нигде, за исключением разве одного французского актера Буффа17, которого я частенько видел в своей молодости в парижских театрах».16

     Однако, по-видимому, в Гоголе не один смех, как увидим ниже, был родственным и близким нашему писателю, но в известной степени и горечь, которую возбуждали в душе великого юмориста пошлые стороны окружающей его действительности.