вторен не раз по отношению к нашему обществу на протяжении многих лет с заменой выражения: «певцов, истинно вдохновенных»1 другим: «людей, выше всего ставящих в жизни правду, честь и совесть».
Зато Кречинские всегда в нашей жизни пользовались большим успехом, их «деловитость» ставилась в пример «оторванным от жизни мечтателям», их ошибки снисходительно прощались и быстро предавались забвению.
Критик, на которого мы уже раз, выше, ссылались, с своей точки зрения был прав, задавая вопрос, «не была ли бы «Свадьба Кречинского» оригинальнее и не имела ли бы она более сильного значения, если бы автор не допустил своего героя сорваться, а окончил комедию благополучным браком, если бы Кречинский остался прав, а Нелькин виноват?.. Конечно, — писал он, — при таком окончании порок, по-видимому, совершенно навыворот, торжествовал бы, а добродетель была наказана; но разве мы не видим этого часто в жизни. Сколько Лидочек погибло от безнаказанных Кречинских! Сколько доверчивых Муромских было обмануто Кречинскими! Сколько добродетельных Нелькиных осталось в дураках перед Кречинскими! Нравственность пьесы, впрочем, именно не пострадала бы от этого. Комедия с счастливым окончанием, может быть, еще глубже подействовала бы на зрителей и заставила бы многих из них подумать не без внутреннего содрогания, что они пожимают руки, приятно улыбаются и принимают у себя в салонах Кречинских — этих господ с таинственным существованием, не имеющих ничего и истрачивающих ежегодно десятки и сотни тысяч! Зритель вынес бы из театра негодование не только против торжествующих Кречинских, но отчасти и против самого себя, за то, что двери его безразборчиво настежь открыты перед всяким богатством, как бы оно подозрительно ни было. Наказанный порок не успокоил бы его, как теперь. Вот в чем заключалось бы, по нашему мнению, нравственное значение комедии».2
Итак, в своей первой комедии Сухово-Кобылин изобразил одну из «обыкновенных историй» русской жизни. Он не последовал литературной манере Гоголя3: не сделал из своей пьесы сатиры, а представил нам отрицательные типы Кречинского и Расплюева, как мы уже заметили, среди обыкновенных людей, и в этом отношении приблизился к Островскому4. Однако «Свадьбу Кречинского» назвать комедией, написанной в духе Островского, тоже нельзя. В ней мы не найдем ни той углубленности в обрисовке характеров действующих лиц, ни того тонкого анализа социальной среды, какие встречаем в произведениях Островского, но зато и действие, как у последнего, не замедляется в ней вставными эпизодами, а развивается быстро, живо и строго последовательно. Недаром же Островский казался нашему драматургу «иногда утомительным»5.
Не одинаково с Островским относится Сухово-Кобылин и к изображаемой им действительности. Островский беспощадно обнажает зло, но он никогда при этом не теряет веры ни в возрождение людей, ни в торжество лучшего и всегда, так или иначе, проявляет присущую ему чув-
М. : Худож. лит., 1988.— С. 537.
Грибоедов Александр Сергеевич (1795—1829), драматург;
Бегичев Степан Никитич (1785–1859), полковник, мемуарист, декабрист.
Новый поэт — псевдоним писателя и критика Ивана Ивановича Панаева (1812–1862).
Беляев Юрий Дмитриевич (1876—1919) театральный критик, драматург;
Варламов Константин Александрович (1848—1915), артист.