скорбная поэзия женского смирения, что-то напоминающее тургеневскую Лизу».1

      Обнаружил в «Деле» гораздо глубже свою душу, чем прежде, и отец Лидочки — Муромский. Живо изображены здесь заведующий имениями и делами Муромского Иван Сидоров Разуваев и чиновник Касьян Касьянович Шило, и даже безличный по природе Нелькин стал определеннее; особенно же ярко и красочно нарисованы здесь картины присутственных мест с целым штатом всесильных чиновников, бесконтрольно распоряжавшихся по своему произволу миллионами русских людей и беззастенчиво торговавших правосудием.

      «Дело», появившееся впервые в русской печати в 1869 году 2, но поставленное на сцену только в 1882 году3, не имело такого блестящего успеха, какой завоевала себе первая комедия Сухово-Кобылина. Без всякого сомнения, случилось это, главным образом, потому, что она заключает в себе указанные только что недостатки, но в значительной степени помешало должной оценке ее и то обстоятельство, что публика долгое время не могла, как следует, с ней ознакомиться.4

        Так как на ней много лет лежал запрет драматической цензуры, долгое время в нее вчитывались только немногие, потому что она, со слов авторитетной тогдашней критики, пользовалась в публике плохой репутацией. Когда же она поставлена была на сцену, то предстала перед зрителями в таком истерзанном виде, что совершенно потеряла свой настоящий колорит. Самые сильные места Сухово-Кобылинского остроумия — оригинального и блестящего — были беспощадно вычеркнуты красным цензорским карандашом и исчезли, лишив пьесу многих самых существенных из ее достоинств. Даже название ее переименовано было в «Отжитое время».5

      Только в начале текущего, двадцатого столетия она получила возможность появиться на сцене без исключения.6

      Тем не менее, уже в восьмидесятые и в девятидесятые годы, когда «Дело» было вновь поставлено на Александринском и Михайловском театрах, а также в Москве в Театре Корша9, оно обратило на себя внимание, чему в значительной степени способствовало художественное исполнение ответственных в нем ролей такими артистами, как Давыдов10, Свободин11, Сазонов12 и Варламов13. Особенно из них выделялся Давыдов, игравший Муромского. «Старый, дряхлый, отставной капитан измучен, избит нравственно делом, — делился своими впечатлениями один из современных театральных рецензентов14 после спектакля на Михайловском театре с Давыдовым ,—  он готов пожертвовать последними остатками своего большого до начала процесса состояния, но в нем заговорила кровь от недостойных намеков князя насчет дочери. Давыдов-Муромский вырастает, слабый голос его крепнет и крепнет, поникшая голова поднимается, и вы узнаете в ней Ермолова, грозного Ермолова… На сцене и в доме все притихает, все обращается в слух; а голос большого артиста беспощадно хлещет людские