Вставал он ежедневно в 4–5 часов, с восходом солнца, занимался шведской гимнастикой, затем шел в лес рубить дрова, хлопотал по хозяйству. В течение дня, отдаваясь умственному труду, тоже не забывал ни гимнастики, ни фехтования. Раннею осенью, в сентябре, любил купаться в холодной воде в реке.

Убежденный вегетарианец, он никогда не ел мяса, не пил вина, не курил.

По наружному виду производил впечатление человека значительно моложе своих лет. Высокого роста, стройный, прямой, краснощекий, жгучий брюнет, «с непокорными густыми локонами на красивой голове», «огненный» — он казался всегда полным сил, здоровья и энергии. Манеры его были изысканны.

По свидетельству одного из его современников, он «был на редкость интересным собеседником и владел удивительно образной речью. Редко можно было встретить человека, так удивительно хорошо владевшего русским языком. Скажет — припечатает. Как из пьес его нельзя выбросить ни словечка, так и в устной беседе он, бывало, скажет — рублем подарит, да и насмешит до упаду». Говорил он на высоких нотах, увлекаясь, с несколько иностранным акцентом. Голосом обладал приятным и когда с кем-либо вел речь, особенно с детьми, как-то особенно ласково улыбался. Любовь к детям доходила у него до болезненности, хотя сам он детей никогда не имел, несмотря на то, что был женат три раза.

Какою-то теплотою веяло от его личности. «Когда он приезжал к нам, — говорит Ергольский, — у нас в доме все как-то подвинчивалось, а главное — усваивало ту добрую улыбку, которую он с собою вносил всюду. Улыбался тогда отец, споря с Александром Васильевичем… Улыбалась мать, спрашивая, удобно ли Александру Васильевичу, сыт ли он, не хочет ли отдохнуть, улыбалась и прислуга, глядя на чудного барина, которого она называла Сухкобылиным. А у нас — детей — улыбка так и не сходила с физиономий; нам тогда разрешалось шалить, разговаривать с большими за обедом». Аналогичное такому впечатлению произвел он, по-видимому, и на случайно встретившегося с ним в спальном вагоне железной дороги юного студента К. Н. Ходнева, не замедлившего вступить с ним, после непродолжительного знакомства, в откровенную и непринужденную беседу [60].

Несмотря на то, что Сухово-Кобылин известен был всей читающей России, главным образом, как автор «Свадьбы Кречинского», он продолжал считать настоящим своим призванием философию и практические коммерческие предприятия. «Мое излюбленное и постоянное занятие, — признавался он одному из своих знакомых, — философия. Тут, как известно, не нужны ни особенная живость воображения, ни тем более развинченные нервы». Любимым мыслителем для него был Гегель, последователем которого он себя считал и в духе которого написал философский трактат. Он также осуществил свою заветную мечту — перевел всего Гегеля,