писать, ни слѣда нѣсть во мнѣ, ибо самый простецъ есмь» (с. 46). Онъ является еще, так сказать, как мать родила, в первобытной наготе, не вооруженный наукою, но и без науки он уже сильнее другого взгляда тем, что в сущности его не лежит той страшной двойственности, которая в наше время подорвала все основы последнего, как ни укрепляла их наука — ибо наука исходит из жизни, а не создает же жизнь, не сообщает прочности тому, что гнило в самом основании [27].

В самом Посошкове, одном из замечательнейших представителей этого взгляда дорога именно непосредственность и притом опирающаяся на незыблемые основы учения церкви, дороги те места, когда, по его словам, он, «возложився на Его Божiю волю», дерзает мнение свое «изъявити простотнымъ письмомъ». Взгляды его сверху выше этого непосредственного только тогда, когда высота их есть высота церковного учения; во всех других случаях реформаторские его проекты или не выше требований его эпохи в Европе, требований, которые были весьма не высоки: так, уголовные его теории не простираются далее несчастной теории устрашения, умеряемой только гораздо высшею их непосредственностью; или односторонни — как все чисто личные стремления к правде, и ведут к какому-то государственному и моральному китаизму, — или поистине [28] превосходны и неоцененны только тогда, когда возникли из непосредственных, действительных опытов, — когда, одним словом, суть взгляды снизу, а не сверху.

Нигде эта реформа снизу, на основании насущных требований действительности, требований, подкрепленных всем прошедшим, не является у Посошкова с такой блистательной стороны, в сравнении со всеми взглядами сверху и в сравнении с тем, что мы называем не странным взглядом, как в рассуждении о составлении законодательства — или, что, может быть, понятнее будет для последователей не странного взгляда, в вопросе о кодификации. Стоит только припомнить, какую вопиющую потребность представляют кодификации для Европы с начала XVIII столетия, чтобы оценить надлежащим образом ту праздную юридическую софистику, какую знаменитый Савиньи противопоставлял поборникам кодификаций [29]. Хоть и неловко несколько касаться вопроса, по-видимому, чисто юридического в литературной статье, но в этой статье мы имеем дело по преимуществу с народною сущностью и уловляем черты ее, где ни попало, в той надежде, что запас немногих наших наблюдений и размышлений наведет других на наблюдения более меткие и размышления более систематические. Законодательство Европы представляло, а кое-где, как в Англии, до сих пор представляет хлам развалин прошедшего, поросших мохом, с новыми постройками и пристройками, смесь отживших средневековых форм исторических с формами более или менее личными, смесь не разобранную, хаотическую, приводившую в отчаяние бесконечным разнообразием местностей. Поднялся необходимо вопрос, как поступить с этим хаосом? Уважить ли в нем местное