III.
«Гамлет, принц датский».
Еще гимназистом я принялся за перевод «Гамлета». При помощи моего школьного товарища, Карла Ивановича Тернера, англичанина, я кончил его в 1881 году. Но мне суждено было ждать его постановки целых десять лет. В середине 80-х годов он удостоился одобрения Театрального Комитета, сравнившего его с другими переводами. Но отсутствие декораций и костюмов, — (то что имелось в Дирекции было ужасно и отзывалось ветхозаветностью) — отдаляло постановку трагедии на много лет. С середины семидесятых годов, когда Нильский поставил «Гамлета» в свой бенефис, при чем Офелию очень неудачно играла Савина — трагедия эта не шла. Впрочем для дебюта Иванова-Козельского его поставили постом 1879 года, но это был случайный спектакль чисто-провинциального характера. — Рассмотрение моего перевода в Комитете как будто несколько подвигало вопросы постановки, как будто сама Дирекция шла навстречу этому. — «Матушка, говорил мне Потехин,— мы все новые декорации сделаем, костюмы сошьем, ученых экспертов-специалистов привлечем, — все в нашей воле». Однако, это так и осталось одним обещанием. При Потехине «Гамлет» поставлен не был… О причинах я скажу ниже. Когда чтение трагедии было уже назначено в Комитете, секретарь его, А. П. Шталь, с вежливой улыбкой заявил мне: — «Цензурный экземплярчик нам надо». Я изумился: — «Как? «Гамлета»? Шталь остался, как старый опытный чиновник, спокоен.