лите я не заботился, — да они мало обращали внимания на театральные зрелища, и внимание их было обращено на предметы более важные, по их мнению.

Только что я успел дома, усталый ото всех этих перипетий, отобедать, как является театральный курьер. Просит меня видеть лично. Выхожу.

— «Виктор Александрович просят вас непременно приехать к началу спектакля. Очень важное дело. И всем нам велено быть в сборе. Приказано, чтобы я лично вам передал приглашение. Так и велели сказать, что, мол, действуют они по спешному приказу Директора».

Опять пришлось мне катить из Сергиевской к Екатерининскому скверу. Приезжаю. Крылов сух и холоден. Еле здоровается.

— «Министр приказал немедля ставить «Венецейского истукана». Я говорю Ивану Александровичу, что это ломает весь наш репертуар, но он говорит: «Министр приказал, значит рассуждать нечего».

Он отшвырнул какие то пьесы, бывшие у него а руках, и схватился за голову.

— «Помилуйте, как же можно вести серьезное дело, когда совершается вокруг такое насилие! Я заболею. Новых декораций и костюмов я вам дать не могу. Дам пять репетиций и только. Времени у меня нет, в обрез. Я заболею. Уж вы потрудитесь поставить пьесу сами, а меня оставьте в покое. Я хочу отлежаться: меня замызгали. — Я не знаю вообще, зачем нужна нам ваша пьеса после скандала в Москве? Чтобы и здесь скандал был»?

— «Здесь скандала не будет».

— «Вы потрудитесь убрать все фривольности, что позволяют актерам в Москве. Говорят, там Лешковская садится на колени к Рыбакову»?

— «Так ведь она по пьесе его жена»?

— «Я допустить этого не могу! Чтоб Савина сидела на коленях у Ленского! Нет — извините! пусть садится на ручку кресла».

— «Пожалуй, тогда придется поставить на афише имена двух авторов, — мое и ваше?», — спросил я.

— «И гонорар разделить на двоих?», — буркнул он.

С первой же репетиции он, действительно, сказался больным. Он об этом так и доложил Всеволожскому.

— «Вообще мое участие в постановке послужит только во вред, автору, объяснил он. — И без того пьеса эта заимствована из моего «Девичьего переполоха», а мои детали еще более подчеркнут это сходство».

Он везде уверял, что моя пьеса «взята» у него.

— «Он помешан на заимствованиях, — говорил мне Григорович, бывший Председателем Театрального комитета. — Он тащит отовсюду, откуда может, и ему все кажется, что его тоже все обворовывают. Это какая то клептомания».

В несколько дней, конечно, нельзя было срепетовать, как надо, сложную четырехактную пьесу, требовавшую ансамбля и сыгранности. Особенно