Свои рассказы И. Ф. Горбунов вынашивал долго, изменяя текст и часто самое содержание их. И только после долгого искуса, многократных рассказов с эстрады и в небольшой своей компании — появлялась новая сцена в печати. Иное так и осталось ненапечатанным и даже незаписанным. Слог у Горбунова сжатый, но всегда точный, выразительный, по-настоящему народный. Конечно, это давалось не сразу, а требовало продолжительной работы. Будущему издателю Горбунова предстоит большой труд, чтобы дать историю текста его произведений. Вариантов Горбунов оставил много. Как образец их, печатаем дальше сцену, названную автором «Комедия на станции».

Автограф хранится в Центральной Библиотеке Русской Драмы Акад. Театров (I-XI-5-52-5437) и относится к 1856 г. (цензурная помета 13 фев.). Пьеса шла в том же году 17 фев. когда был третий и последний дебют Горбунова на Александрийской сцене. На другой день после дебюта И. Ф. писал отцу: «17 февраля день Вашего ангела и этот день останется навсегда мне памятным. Публика приняла меня громом рукоплесканий. Я пел русскую песню и мне почти за каждую фразу кричали «браво»! Об вызовах я уже не говорю… После спектакля я был в одном доме, и Иван Сергеевич Тургенев, поздравив меня с успехом, предложил тост за мои будущие успехи… «Комедия на станции», сочинена мной». (Сочинения Горбунова, т. III, стр. 530, см. также «Хронику» Вольфа, ч. III , стр. 9).

Действующих лиц в комедии всёго двое: проезжий Горбунов и его ямщик. Действие происходит на станции, театр представляет комнату. Горбунов входит:

«А коли тебе приказывают, ты не рассуждай, а слушай… Дурак!.. Чтобы телега была с переплетом, я знать ничего не хочу!.. Ну уж дорожка! (садится). Я удивляюсь, как это в дороге находят поэзию? Все рассказывают про путевые впечатления… хороша поэзия, хороши впечатления!.. Я вот 200 верст проехал, ни бельмеса не видал. Впрочем, может быть, только на ловца зверь бежит (подходит к двери). А сколько верст осталось?

(Голос ямщика: всего 25 верст).

Так запрягай скорей. Фу!.. нечего сказать, хорош я молодец! Ездив, как говорится, не пошто, везу — ничего. Вот тебе и доверенность! Ну что, спросят, как? что? Ничего! Какая глупая физиономий должна быть в это время, когда скажешь — ничего. Скверно, черт побери, (к окну): Да торопись, братец!.. Воображаю, как меня встретят… впрочем, что ж такое? Я заинтересую всех своими путевыми впечатлениями. А что я буду рассказывать? Да буду просто врать! Я скажу… Скверно, что я ни за свое дело взялся (Напевает что-то). Хоть бы одно впечатление, хоть бы одна сцена. Где это сочинители то берут материал, для своих путевых записок? Ведь издаст книжку, посмотришь… Впрочем, я видел одну сцену… (задумывается) не годится ли она для путевых записок? Угодно я вам расскажу ее. Это действительно смешная сцена. Представьте себе темную ночь; вдали светится огонек; мужик возвращается в деревню из города, лежит в телеге и поет песню. Он подъезжает к заставе.

Сторона моя сторона,
Не знакомая сторона.
На тебе моей сторонке
Нету батюшки отца,
Нету милого дружка….

— «Петрунька, с Москвы что ли? А? Чего? Ну, ладно!»

Я вечер в слезах вздохнула,
Пропадай…

— Держи, дурак, в заставу едешь, шлагбаум сломаешь. Поди плати за дорогу.

— Тпру! Земляк, погляди лошадь то… темно такого… тпру.

Опять поехал с песней. Песня эта прерывается кучером, который, проезжая верхом мимо мужичка, ударил его кнутом.

Коли я тебе не по нраву
Возьми в ручку пистолет,
Прострели ты грудь мою….

«Экой дурак леший. Право леший. Сквозь полушубок прохватил!..»

Я и тем буду довольна
Не попался ты мне!..
Порешил ты жизнь мою…

«Тпру! Ребята, ступай, убери лошадь-то. Экой леший! Право леший!»

Утром он, разумеется, встает и забывает эту историю. Лошадь напоминает об этом и он опять повторяет ту же фразу: «эко леший».

Так если эта сцена может войти в путевые записки, так у меня таких много. Да вот еще. Фабричный мужик пришел сказать своему хозяину, что он хочет жениться.

— Что ты?

— Я, Иван Кузьмич, к вашей милости.

— Что?

— Так как мы оченно благодарны вашей милостью, почему что с измальства у вас обиход имеем.

— Так что ж?

— Теперичное дело в цветущих летах… да. Матушку схоронили. Да.

— Так что ж ты лясы то точишь?

— Ничего-с. Тут у Гужонкина ундер… у его сторож.

— Ну?

— А она у его дочь… в прачешной должности состоит и портному обучена.

— Так что же?

— Выходит, по своему делу, а он у его сторож…

— Так что же?

— Законным браком хотим…

— Ну, так женись.

— То-то, я вашей милости доложить пришел.

Так этак то я целую комедию напишу. Браво!.. Напишу комедию из крестьянского быта… Нет из купеческого… Напишу и отдам на бенефис Самойловой, она любимица петерб. публики… и я… я тоже постараюсь быть любимцем публики. Кончено! Я пишу комедию! Действующие лица — купец, фабричный, управляющий, слуга…

Управляющий сидит и читает барское письмо:

«…все это отнесется к твоей не аккуратности» и не исправности… Григорьев?

— Чего извольте?