Из архива артиста М. И. Писарева.
(Письма Островского, Потехина, Полонского, Аверкиева и М. Садовского)
Сообщил Б. Л. Модзалевский.В 1918 году в Пушкинский Дом при Российской Академии Наук перешел от Марии Модестовны Дружининой (ныне уже умершей) небольшой архив ее отца, известного артиста Модеста Ивановича Писарева (род. 2 февраля 1843, ум. 30 сентября 1905 г.), одного из главных деятелей первого частного Московского театра, — так называемаго «Пушкинского» (1880 г.)[1]. Архив этот содержит в себе письма литературных и театральных товарищей и знакомых Писарева и его первой жены — известной драматической артистки Пелагеи (Полины) Антиповны Стрепетовой (род. 4 октября 1850, ум. 5 октября 1903 г.); среди писем этих оказались, между прочим, 33 письма и записки Александра Николаевича Островского[2], 10 писем Алексея Антиповича Потехина, одно — с письмом Я. П. Полонского, 3 письма Дмитрия Васильевича Аверкиева и 1 письмо Михаила Прововича Садовского — письма двух последних — со стихами.
I.
Письма Островского.
Из писем упомянутых четырех корреспондентов наибольший интерес представляют, конечно, письма Островского, ибо, с одной стороны, в печати до настоящего времени появилось лишь очень немногое из переписки знаменитого драматурга[3] , с другой — печатаемые нами письма
[1] О нем см., между прочим, в «Историч. Вестн.» 1912 г., № 7, с. 132–133.
[2] Из них одно было опубликовано в X томе Полного собрания сочинений Островского, вышедшего под редакцией М. И. Писарева
[3] Нам известны публикации следующих писем Островского (по алфавиту корреспондентов): Ф. А. Бурдину (200 писем) — «Артист» 1891 г., кн. 18 и 1892 г., кн. 19–21. «Дневн. артиста» 1892 г., кн. 2, и «Русск. библиофил» 1915 г., № 3. С. А. Волкову (1875 г.) — «Русск. мысль» 1897 г., № 3, с. 71; А. Д. Галахову — «Бирюч», 1918 г., № 4, с. 37; С. А. Гедеонову — «Русск. арх.» 1915 г., кн. I, с. 25–26; И. Ф. Горбунову — «Русск. мысль» 1897 г., № 5, с. 11, «Ежегодн. имп. театров 1910 г., VI, с. 26 и сл. и в Сочинениях Горбунова, т. I II, 1907 г., с. 71; И. Н. Грекову (?) — «Ежегодн.», 1910 г., кн. VI, с. 55; Я. К. Гроту — «Бирюч», 1919 г., № 13–14, с. 153; П. К. Дьяконову «Ежегодн.» 1910, кн. VI, стр. 53–54; Д. В. Живокини — там же с. 50 и сл.; Е. Н. Жулевой (?) — там же с. 37; и сл., А. А. Карзинкину — там же, с. 27; Ег. П. Ковалевскому — «Бирюч» 1919 г., № 13–14, с. 152; Кропачеву — в его «Воспоминаниях об Островском», М. 1896; Ю. Н. Линской — «Русск. Библиофил» 1915 г., кн. III стр. 84 и «Бирюч» 1918, № 4 с. 39; Г. Г. Лукину (1885–1886 г.) —
касаются самого последнего произведения Островского — его «семейных сцен» «Не от мира сего», показывая, с каким трудом и напряжением воли и духа писал он эту свою «лебединую песнь»; она плохо ему и удалась, но на сцене поддержана была исключительным талантом Стрепетовой, игравшей в ней главную роль; наконец, письма эти важны еще тем, что обращены они к известнейшим, безупречно-правдивым исполнителям и талантливым истолкователям или комментаторам виднейших ролей в пьесах Островского, искренним его поклонникам и даровитым воплотителям на. сцене типов, созданных знаменитым нашим бытописателем.
Писарев, талантливый и образованный актер, отличался всегда обдуманною, цельно-проникновенною игрою; пьесы Островского были излюбленными в его репертуаре, и он, выступая в 17 произведениях Островского, прославился как исполнитель ролей Кита Китыча («В чужом пиру похмелье»), Льва Краснова («Грех да беда на кого не живет»), Большова («Свои люди — сочтемся»), Петра («Не так живи, как хочется»),
«Колосья» 1889 г., № 12, с. 117–121; Апол. Ал-др. Майкову — «Ежегодн.», 1. с., с. 47, 55, и газ. «Русское слово» 1911 г., № 125 (письмо от 8 мая 1886 г.); С. В. Максимову — «Русск. мысль» 1898 г., кн. 1, стр. 17–19, «Ежегодн.» 1. с., с. 43; М. О. Микешину — «Ежегодн.» 1. с., с. 45, 48, 49; А. Д. Мысовской — «Русск. мысль» 1890 г., № 12; В. И. Назимову — «Ежегодн. Имп. Театр». 1901–1902 г., прил. 4-е, с. 7–9; Н А. Некрасову — «Архив с. Карабихи», М. 1916, с. 136–141, «В. Евр.» 1916 г., кн. 10, с. 73; и «Бирюч» 1921, сб. с. II, 196—197. Неизвестному — «Ежегодн». 1910 г., кн. VI, с. 42; Неизвестному (о Н. Я. Соловьеве) — «Вестн. Европы» 1916 г., кн. 10, с. 75; А. А. Нильскому — «Ист. Вестн.» 1899 г., кн. 11, с. 498–501; М. Н. Островскому (?) — «Вестн. Европы» 1916 г., кн. 10, с. 76–80 и «Бирюч» 1919, № 13–14, с. 156; И. И. Панаеву — при его «Литер. воспомин.», С.-Пб. 1888, прил., с. 4; М. И. Погодину — у Н. Барсукова, «Жизнь и труды П.», т. X, с. 400, 401, 403, 410, 411; Председателю совета старшин Артистического Кружка — «Ежегодн.» 1910 г., кн. VI, с. 43 и сл.; Г. К. Репинскому — «Бирюч» 1919 г., № 13–14; с. 155 и 156; М. Е. Салтыкову — там же, с. 154; В. В. Самойлову — «Ежегодн.», 1910 г. кн. VI, с. 34 и сл. Н. Я. Соловьеву — «Вестн. Европы» 1916 г., кн. 10, с. 74; М. И Семевскому—«Русск. Стар.» 1886 г., т. LII, с. 725–726; М. М. Стасюлевичу — «Стасюлевич и его современники», т. II, с. 270–271; А. Н. Серову — «Вестн. Европы» 1916 г., кн. 10, с. 67; С. А. Черневскому — «Ежегодн. имп. театр.» 1910 г., кн. VI, с. 51 и 53; А. С. Шабельской (Монтвид) — «Вестн. Европы» 1916 г., кн. 10, с. 81–83; П. С. Федорову — «Русск. Стар.» 1891 г., № 10, с. 183–208, «Русск. библиоф.» 1915 г., № 3, с. 83–86 и «Ежегодн. имп. театр.» 1910 г. кн. VI, с. 27 и «Бирюч» 1918 г. № 4, с. 38, 39; Г. Н. Федотовой — там же, с. 52; Н. М. Федюкину — там же, с. 54–55; снимок с письма Островского к А. М. Кондратьеву (15 мая 1886 г.) — в «Ист. русск. словесн.», П. Н. Полевого, изд. А. Ф. Маркса, т. III, 1900, с. 500 (подлинник в Пушкинском Доме при Росс. Академии Наук)
Иоанна Грозного («Василиса Мелентьева»), особенно — Несчастливцева («Лес») и мн. других[1]. Благоговея перед Островским, — этим, по его выражению, «гигантом по таланту, а по сердцу — ребенком, — он, желая принести дань своего уважения к памяти любимого писателя, последние годы жизни своей посвятил на тщательную работу по редактированию 10-томного «Полного собрания сочинений» А. Н. Островского» (изд. тов. «Просвещение», С.-Пб. 1900–1905), снабдив его ценными данными для истории его произведений и для его жизнеописания; ранее он напечатал — в «Ежегоднике имп. театров», сезон 1901–1902 г. (прилож. 4-е) — статью: «К материалам для биографии А. Н. Островского» (перепечатано в X томе вышеназванного «Полного собрания сочинений»), а еще за много лет раньше — наделавшую большого шума статью о «Грозе» Островского (в московской газете «Оберточный Листок» 1860 г., № 19–20; см. Соч. Островского, т. X, стр. 603 и в брошюре М. В. Карнеева: «Мод. Ив. Писарев. Биографич. очерк», С.-Пб. 1893, стр. 1–24, прилож.). По словам современников, М. И. Писарев с молодых лет входил в тесный кружок ближайших друзей и почитателей Островского, принадлежа к числу представителей младшего поколения группировавшихся около него актеров. На сцене Писарев выступил в 1867 г. — в пьесе именно Островского («На бойком месте»), личное же знакомство его с драматургом относится ко времени еще более раннему — к той эпохе, когда, в начале 1860-х годов, по инициативе любителя сценического искусства Н. Л. Шаповалова, в Москве образовался любительский, так называемый «Красноворотский» театр, дававший спетакли в квартире Н. И. Давыдова. М. В. Карнеев, со слов самого М. И. Писарева, рассказывает, что в первый же спектакль на сцене «Красноворотского» театра была поставлена пьеса Островского «Свои люди — сочтемся», причем роли были розданы следующим образом: Большова играл Давыдов, Подхалюзина — сам автор, Ризположенского — Дубровский…., Липочку — Гилярова, Тишку — Писарев. Это был первый дебют Модеста Ивановича на сцене, доставивший ему высокую честь похвалы С. В. Васильева. Спектакль этот посетили почти все звезды тогдашней московской сцены: П. М. Садовский, С. В. Васильев, Е. Н. Васильева, Л. П. Никулина-Косицкая, К. Н. Полтавцев, В. И. Живокини, С. П. Акимова. Успех был полный, спектакли пошли чаще и чаще, дело принимало вполне серьезный, деловой характер. Вслед за «Своими людьми» шел «Праздничный сон до обеда», «Бедность не порок», «Не в свои сани не садись», «Утро молодого человека», «Доходное место» и многие другие пьесы»[2].
С. В. Максимов в ценных воспоминаниях своих об Островском, рассказывая о кружке лиц, составлявших постоянное общество драматурга в 1850–1860-х годах, пишет: «Среди счастливцев, окружавших Остров-
[1] См. «Ежегодн. имп. театров» 1905–1906 г., прилож., с. 188–189.
[2] М. В. Карнеев, назв. соч., с. 6–7.
ского, в первые годы его литературной деятельности, был и тот Несчастливцев, который дал ему несколько черт для обрисовки симпатичного лица этого имени в известной, любимой публикою комедии «Лес», роль которого с таким блестящим и неослабевающим успехом исполняет в настоящее время [1896 г.] на петербургской сцене Модест Иванович Писарев. Сам автор, давно знавший этого уважаемого артиста как образованного человека и прекрасного исполнителя многих ролей в его разных пьесах, пожелал видеть Писарева в этой расхваленной роли. По окончании пьесы в Солодовниковском театре в Москве, весною 1880 года, Александр Николаевич пришел на сцену взволнованный, в слезах.
— Что вы со мной сделали? Вы мне сердце разорвали. Это необыкновенно!
— А я боялся сегодня только одного Вас, Александр Николаевич. Кроме Вас, для меня никого не существовало.
— Вам некого бояться, Модест Иванович!.. Это высокохудожественно! — Это,
повторяю, необыкновенно![1].
В 1870-х годах Писарев, вместе со Стрепетовою, играл на сцене театра Московского артистического кружка, основанного Островским; театр этот был своего рода школою для молодых артистов, руководимою самим драматургом и выдвинувшею целый ряд талантов как, напр., М. П. Садовский, О. О. Лазарева (впосл. Садовская) и мн. другие[2].
Приведем рассказ еще одного современника.
«Модест Иванович Писарев», — говорит А. А. Плещеев в книжке своих воспоминаний: «с молодых лет увлекался литературой и сценой, боготворил Островского и с особой тщательностью, с усердием изучал его произведения, проникаясь их духом. Как наблюдательный человек, знавший близко русскую жизнь, он чувствовал родственную связь с людьми Островского, он любил их и создал ряд богатых бытовых и исторических фигур, каковы: Краснов, Несчастливцев, Русаков, Дикой, Грозный, Ананий («Горькая Судьбина» Писемского) и другие. Писарев был прежде всего бытовым актером, которого, на жаргоне провинциального актерства, называли «рубашечным»… За последние годы службы в Александринском театре он увял, болел, постарел. Не таким он был, появившись в Петербурге вместе с Полиной Антиповной Стрепетовой, не таким помнят его Москва и провинция. Если сфера его таланта не была широкой, он в этой сфере был богатырем. То же можно сказать и про Стрепетову, во много раз превосходившую Писарева по таланту. Не обильно было число ролей в ее репертуаре, но что мы переживали, что она делала с нашими нервами и сердцами, особливо в молодые годы! Играла, как Репин пишет… Тот не
[1] «Русская Мысль» 1897 г., № 1, с. 59–60.
[2] См. П. А. Россиев, Артистический кружок в Москве — «Истор. Вестн.», 1912 г., № 7, с. 124–125 и др.
может судить о Стрепетовой, кто застал ее во время последнего возвращения в Александринский театр. Это были остатки Стрепетовой»… Обращаясь снова к Писареву, Плещеев вспоминает один эпизод: «Играл он в Клубе художников… После спектакля Стрепетова уехала измученная домой, а мы небольшим кружком ужинали. Центром внимания был Писарев. Только что появилась восторженная статья Аверкиева о нем и о Стрепетовой. Речь зашла об Александринском театре.
— Служить в Александринском театре лестно и приятно, — говорил Писарев, — но я бы с большим удовольствием послужил в народном театре. Петербургу нужен народный театр с художественным репертуаром. Дайте нам народную аудиторию, она нас поймет и оценит по-своему…
— А сколько бы вам такой театр мог платить? — спросил кто-то из приятелей Писарева.
— Безразлично… я бы именно туда пошел.
В этот момент показался Д. В. Аверкиев, во фраке и с биноклем в руке…
— Дмитрий Васильевич, — обратился к нему Писарев: нужен Петербургу народный театр?
— Нужно сначала, — хриплым, резким голосом отвечал Аверкиев, — чтобы Стрепетова и Писарев играли в образцовом театре.
Писарев несколько раз возвращался к своей мысли о народном театре, который ему рисовался более образцовым, чем Александринский, в смысле репертуара… Модест Иванович не раз в беседах, когда мы вместе служили в Московском Пушкинском театре, говаривал, что к Островскому никогда не ослабнет интерес публики, что народятся театры Островского, но ставьте его образцово. Островский не сходил с языка Писарева; о чем бы он ни заговаривал, он возвращался к Аполлону Григорьеву и сейчас же к Островскому. Незадолго перед кончиной последние силы Модест Иванович отдал опять Островскому, любовно редактируя его сочинения». Подчеркивая эти отличительные черты склада, настроения Писарева, Плещеев делает такую его общую характеристику, как актера и человека: «Писаревых было два: когда Модест Иванович появлялся в трагедии иностранного репертуара — это был один Писарев — умный, старательный, даровитый актер. В бытовом репертуаре — это был Писарев, который десятью головами выше первого. Модест Иванович еще со времен Московского университета и передовых тогдашних литературных кружков остался до гроба другом молодежи, бедноты, протестовавшим против грубого произвола, неправды и гонителей свободы. На лесть, на низкопоклонство, на создание себепротекции он был неспособен. Чистый был человек. Ни в каких партийных, закулисных спорах Писарев не участвовал»[1] .
[1] А. А. Плещеев «Что вспомнилось. Актеры и писатели» С.-Пб. 1914, с. 133–135; скажем здесь, кстати, что два письма Писарева к драматургу и поэту И. А. Чаеву (из них первое — 1896 г. — с интересным рассказом о П. И. Якушкине и его смерти) напечатаны в «Русск. Арх.» 1915 г., кн. III, с. 55–63.
Пелагея Антиповна Стрепетова, в августе 1877 г. — вышедшая замуж за М. И. Писарева[1] , в летописях театра всегда будет памятна, как неподражаемая по глубине замысла и правдивости и искренности тона исполнительница сильных драматических ролей бытового русского репертуара; она гениально, по словам самого Островского, воплощала на сцене его Катерину в «Грозе»; одним из лучших в ее репертуаре считались также роли Груни в пьесе Островского «Не так живи, как хочется», Дуни — в его же комедии «Не в свои сани не садись», Василисы Мелентьевой — в хронике-пьесе того же названия[2] и Отрадиной, и Кручининой — в пьесе «Без вины виноватые», в которой артистка, по выражению А. С. Суворина, «сама себя превзошла») [3].
Первое письмецо Островского к Писареву относится к 1878 году, когда Писарев и Стрепетова, оставив постоянную службу при театре, гастролировали в разных города[4]; дальнейшие же письма, начинаясь с января 1884 г., идут уже последовательно до апреля 1886 г., т. е. почти до самой смерти Островского, скончавшегося в своем любимом, живописном Кинешемском имении — сельце Щелыкове, 2 июня 1886 г. Письма эти касаются двух пьес драматурга: «Без вины виноватые» и «Не от мира сего», в которых выступала Стрепетова. При всей краткости писем, они вносят нечто новое в те печатные материалы для его биографии, которыми располагает до сего времени историк театра и литературы и на скудость которых справедливо жалуются немногие исследователи, писавшие о нем, — И. И. Иванов, Б. В. Варнеке, J. Patouillet и П. О. Морозов; последний в недавней статье своей: «А. Н. Островский в его переписке (1850—1855)». («Вестн. Евр.» 1916 г., октябрь) с грустью указывает на то, что, несмотря на истекшее со смерти Островского тридцатилетие, «жизнь и деятельность нашего драматурга остаются до сих пор далеко не обследованными», и что многое в его биографии продолжает быть неизвестным или неясным, его обширные литературные сношения в течение долгих лет со всеми сколько-нибудь выдающимися людьми своего времени почти вовсе не затронуты историками нашей литературы и театра[5], и личность Островского, все дальше отходящая от нас, пред-
[1] Во 2-й половине 1880-х гг. она вышла вторично замуж — за Александра Дмитриевича Погодина, внука знаменитого историка
[2] О Стрепетовой в последней роли см., между прочим, статью «Любовница Ивана Грозного» в «Новом времени» 1882 г., № 2130
[3] См. ниже, при 2-м письме Островского
[4] М. В. Карнеев «М. И. Писарев. Биогр. Очерк» С.-Пб. 1893, с. 47.
[5] Ср. общий очерк Н. Эфроса «Островский и актеры» — газ. «Речь» 1911 г., № 148, 2 июня.
ставляется уже теперь какою-то бледною тенью» (стр. 45). Надеемся, что публикуемые нами письма пригодятся грядущему исследователю и найдут свое место, в будущем же действительно Полном Собрании сочинений славного писателя, которое должно будет включить в свой состав и его дружескую, деловую и родственну[1] переписку: в ней ярко и с полною правдивостью выступает симпатичный облик Островского, — человека, по общему отзыву, прямодушного, искреннего, нежного, до чрезвычайности скромного, простого и всегда ко всем благожелательного.
[1] В том числе обширную переписку с женою: по свидетельству М. В. Минорского, после Островского осталось два ящика с бумагами и письмами, среди последних — около 600 писем к жене («Ежегодн. имп. театров» 1910 г., вып. VI, с. 62)
1.
(Городское открытое письмо).
16-го марта [1878 г. Москва].
Писемский[1] просит Вас приехать к нему завтра (17 Марта), часу в 1-м утра. Он именинник, — он просит также передать его приглашение Пелагее Антиповне.
Преданный Вам
А. Островский.
16 марта.
На обороте. Модесту Ивановичу Писареву. Остоженка, Штатный переулок, дом Протасьева. Почтовый штемпель: Москва. 1878, 17 Марта.
2.
Москва 12 января 1884 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
В Петербурге я так был занят, с утра и до ночи, что не имел, при всем моем желании, никакой возможности повидаться с Вами[2].
[1] А. Ф. Писемский (ум. 1881) знал и ценил Писарева и Стрепетову, как исполнителей созданных им ролей Анания Яковлева («Горькая судьбина») и Бургмеера («Ваал») и Лизаветы («Горькая судьбина»); последняя роль — Лизаветы — была лучшею в репертуаре Стрепетовой; в ней она увековечена и в знаменитой картине Репина (воспроизведение ее см. в ж. «Артист» 1891 г. и в «Ежегоднике имп. театров», сезон 1905–1906 гг., приложение, с. 1, и объяснительная заметка — с. 193–196). Талант Стрепетовой впервые был оценен именно Писемским, назвавшим артистку «Мочаловым в юбке». М. И. Писарев познакомился с Писемским у Островского в Москве, еще в бытность свою гимназистом, в конце 1850-х годов (М. В. Карнеев «Модест Иванович Писарев. Биогр. очерк.» СПб. 1893, с. 5). В октябре 1876 г. Писемский писал И. С. Тургеневу: «…В Артистический кружок приглашен провинциальный драматический актер Писарев, молодой еще человек, обладающий прекрасною наружностью и довольно сильным внутренним огнем» (см. Полн. собр. соч. А. Ф. Писемского, т. I, 1895; цит. по «Ист. вестн.» 1912 г., № 7, с. 125). В 1870-х гг. Писемский жил в своем доме на Поварской, в Борисоглебском переулке.
[2] С 1 декабря 1882 по 1 декабря 1891 г. Стрепетова служила на Императорской сцене в Петербурге.
Ваше репертуарное начальство не нашло нужным назначить считку, пока я был в Петербурге и мог сам прочесть пьесу[1] артистам, — ну, и Бог с ним.
Делать Вам какие-нибудь указания я считаю лишним. В Вашем таланте есть в изобилии все то, что нужно для этой новой роли [2].
В Петербург я уж никак не попаду — и нездоровится, и дела много[3] . Желаю Вам здоровья, успеха в моей пьесе и всего лучшего. Марья Васильевна[4] Вам кланяется.
Глубоко уважающий Вас и душевно преданный
А. Островский.
3.
Москва, 26 января 1884 г.
Глубокоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Ваше любезное письмо застало меня в тяжелую минуту. Марья Васильевна больна; она страдает хотя не опасною, но мучительною болезнью; а сам я, глядя на нее, расхворался: я не ем, не сплю и в постоянной лихорадке. Вот почему я и замедлил несколько отвечать Вам.
Благодарю Вас за прекрасное, артистическое исполнение новой роли[5]; я давно твержу всем и каждому о Вашем великом таланте и очень рад, что моя новая пьеса дала Вам случай подтвердить истину моих слов.
Бедная больная жена моя от души обнимает Вас и благодарит за меня.
[1] Комедия «Без вины виноватые», напечатанная в 1 книге «Отечественных записок» за 1884 г., в 1-й раз шла на Александринской сцене в Петербурге 20 января 1884 года с Стрепетовою в главных ролях Отрадиной (в 1-м действии) и Кручининой (в остальных трех действиях).
[2] А. С. Суворин (под псевдонимолм «Незнакомец») поместил о пьесе и об игре Стрепетовой статью в «Новом Времени» 22 янв. 1884 г., а в частном письме к Островскому тогда же писал: « Ваша последняя вещь расстроила всех так, что отдать справедливость Стрепетовой, — она просто себя превзошла. Вы когда-нибудь посмотрите, что она делает после того, как срывает медальон и говорит: «Он! Он!» Это вдохновенное у нее место, и нечто такое, что вообразить себе трудно. Такая радость ангельская какая-то, блаженная, какой я никогда не видал ни в жизни, ни на сцене. По-моему, этому моменту в ее игре подражать нельзя». (П. О. Морозов «А. Н. Островский в его переписке» — «Вестн. Евр.» 1916 г., окт., с. 80).)
[3] Островский занят был в Москве постановкою той же своей комедии «Без вины виноватые», которая на сцене Малого театра впервые прошла 15 января 1884 г., в бенефис Никулиной, с Федотовой в ролях Отрадиной и Кручининой.
[4] Жена Островского, артистка, по сцене Васильева, род. 24 мая 1845 г., ум. 22 июня 1906; погребена с мужем в с. Бережках, Кинешемского уезда.
[5] См. в предыдущем письме примеч. 3-е.
Сделайте одолжение, передайте мой поклон и мою благодарность всем участвующим в моей пьесе[1] .
Желаю Вам доброго здоровья и дальнейших успехов.
Глубоко уважающий Вас
и душевно преданный
А. Островский.
4.
Щелыково[2], 13 августа 1884 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Я обещание свое помню и работаю по мере сил, но вот беда: сил-то у меня мало становится. Во всяком случае, я думаю кончить пьесу в октябре, и тогда пришлю ее Вам, или сам привезу[3].
Марья Васильевна заметно поправилась; она Вам кланяется.
Искренно уважающий Вас
и преданный
А. Островский.
5.
Москва, 14 октября 1884 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
После того, как я писал Вам в Ялту, у нас в деревне случилось происшествие, которое нарушило обычное течение нашей жизни. Здоровье, которое мы с женой копили все лето, было разбито в одну ночь. У нас был пожар ночью, — сгорело гумно, на котором были скирды хлеба, и большой молотильный сарай с машинами. Пожар в деревне, ночью, при полной беспомощности, — дело ужасное.
Рядом с домом целое море пламени, малейший ветер, — и от усадьбы не останется ни щепки. Суматоха, крики, плач женщин, Марья
[1] Кроме Стрепетовой в «Без вины виноватых» участвовали еще: Хлебникова, Ленский, Зубов, Дюжикова, Петипа, Давыдов, Каширин и Гусева.
[2] Имение А. Н. Островского — в Кинешемском уезде Костромской губернии, где писатель проводил летние месяцы года, и где он умер 2 июня 1886 г.
[3] Здесь, как и в дальнейших письмах, речь идет о пьесе «Не от мира сего», которая была закончена лишь к середине декабря 1884 г., а 9 января 1885 г. уже прошла на Александринской сцене, со Стрепетовой в главной роли.
Васильевна в обмороке, так что неизвестно, жива она или нет… Не моим нервам переносить подобные ужасы — они и разбились. Я долгое время весь дрожал, у меня тряслись руки и голова, кроме того, совершенное отсутствие сна и отвращение к пище. Я не мог не только писать, но даже двух мыслей связать в голове. Я и теперь еще не совсем оправился и более часу или двух в сутки работать не могу[1]. Через неделю, если силы позволят, я думаю быть в Петербурге — тогда будет видно, к какому времени я в состоянии буду кончить пьесу[2]. Если замедлю, то попрошу отсрочки Вашего бенефиса; вероятно, мне не откажут. Пьеса будет в 3-х актах, значит часа на 2 с половиной, не более.
Марья Васильевна теперь несколько поправилась, она Вам кланяется. До свидания!
Искренно уважающий Вас и душевно преданный
А. Островский.
6.
Москва, 18 октября 1884 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Пьеса, задуманная мной, — драматическая, в 3-х актах, главная роль для Вас[3] . Я предлагал отложить бенефис только в крайнем случае, если болезнь не позволит мне кончить пьесу числу к 20-му ноября. От испуга я оправился, но силы мои окончательно подорваны, и их уж не восстановить[4]. На будущей неделе, если сберусь с силами, я приеду в Петербург и по приезде сейчас же Вас уведомлю.
Марья Васильевна Вам кланяется.
Искренно уважающий Вас и душевно преданный
А. Островский.
7.
25 октября 1884 г. [.Петербург].
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Я приехал из Москвы больной и разбитый и дня три-четыре должен буду просидеть дома [5]. Навестите меня, если здоровье Вам
[1] Об этом пожаре-поджоге см. еще в письме к Ф. А. Бурдину из Щелыкова от 20 сентября 1884 — «Дневн. артиста» 1892 г., № 2, с. 11.
[2] «Не от мира сего».
[3] «Не от мира сего».
[4] О том же писал Островский и Ф. А. Бурдину 6 октября из Москвы (куда он вернулся 27 сентября) — см. «Дневн. артиста» 1892 г., № 2, с. 11.
[5] В это время Островский был очень огорчен готовившимся снятием с московского репертуара его комедии «Без вины виноватые»: «Москва не успокоила мои нервы, а еще более расстроила», — писал он по возвращении туда в ноябре 1884 г. «В театре — мерзость невообразимая, публика негодует, артисты чуть не плачут. Как я предсказывал, так и вышло: моя пьеса «Без вины виноватые» снята с репертуара. Такое нарушение приличия, справедливости и авторских прав возмущает душу; они и умереть-то не дадут спокойно. Пьеса имела громадный успех, большинство публики ее не видало; я приезжаю из деревни и узнаю, что публика требует мою пьесу, что артисты несколько раз просили поставить ее на репертуар, — и она все-таки не ставится… Стоит ли писать?» («Вестн. Евр.» 1916 г., кн. 10, с. 80). В письме к Ф. А. Бурдину о своей поездке в Петербург Островский писал два месяца спустя: «В Петербург я поехал больной и прогостил более двух недель, не выходя из кабинета. Ездил я туда затем, чтобы продать издание моих сочинений, что я и сделал очень успешно и чем поправил свои крайне расстроенные финансы» («Дневн. Артиста» 1892 г., № 2, с. 11)
позволяет; я бываю свободен ежедневно от 2-х часов до 5-ти и вечером от 7-ми.
Марья Васильевна Вам кланяется.
Душевно преданный Вам
А. Островский.
8
9 ноября 1884 г. [Петербург].
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Пьеса[1] помаленьку подвигается, первый акт отделан и второй в работе; а она и вся-то будет в 2-х актах. Перед ней надо будет дать что-нибудь для начала минут на 10. А в заключение дайте пьесу Соловьева, она веселая[2]. Завтра я уезжаю в Москву; дней через десять я вернусь с пьесой или, в случае нездоровья, вышлю ее на Ваше имя. Не унывайте, мы Вас в обиду не дадим; помните русскую пословицу: «Бог не попустит, свинья не съест».
Душевно Вам преданный
А. Островский.
9.
Москва, 16 ноября 1884 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Я как приехал в Москву, так и захворал. Бронхит[3] усилился до того, что я не знаю покоя ни днем, ни ночью. Грудь совсем разбита от постоянного кашля, и от бессонных ночей нервы расстроены до последней степени. Я боюсь, что запоздаю пьесой; тщательно
[1] «Не от мира сего»
[2] Вероятно, небольшая новая пьеса Николая Яковлевича Соловьева (в сотрудничестве с которым Островский написал «Дикарку», «Женитьбу Белугина», «Счастливый день» и «На пороге к делу») — «Случай выручил».
[3] Это был не бронхит, а грудная жаба, которою уже давно страдал Островский и которую ему врачи только выдавали за бронхит
работать нет сил, а сделать кой-как я не решусь ни за что на свете. В таком случае надо будет отложить бенефис; если Вы будете согласны, я Вам это выхлопочу.
Не обращайте внимания на преследования, плюньте на них; серьёзного вреда сделать Вам не могут; я Вам за это ручаюсь. А если бы Потехин[1] уж очень забылся, то обратитесь к Николаю Степановичу Петрову[2] и объясните ему все дело; в нем найдете себе защиту наверное. О состоянии здоровья и об успешности работы я Вас буду извещать. Марья Васильевна Вам кланяется.
Душевно преданный Вам
А. Островский.
10.
17 ноября 1884 г. [Москва].
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Пьеса, которую я пишу, вещь очень серьёзная, и роль для Вас превосходная[3]. Торопиться я не могу; во-первых, я привык к тщательной работе, а, во-вторых, я очень нездоров, и мне строго запрещено всякое умственное усилие, иначе я разобью свои нервы до помешательства. Если Вы желаете, чтобы моя пьеса шла у Вас, то вам необходимо просить, чтобы бенефис отложили до января. Так как задержка вышла по моей вине, то я хлопоты беру на себя; Вы только заявите об этом Потехину [4] и ответ его передайте немедленно мне.
Душевно преданный Вам
А. Островский.
[1] См. в предыдущем письме.
[2] Алексей Антипович Потехин (р. 1 июля 1829, ум. 16 октября 1908), земляк и приятель Островского, известный драматург, впоследствии (с 1900 г.) почетный академик; в 1880-х гг., он был Заведующим репертуарною частью императорских театров в Петербурге и Москве. Недавно умерший драматург П. М. Невежин в воспоминаниях своих пишет, что Островский много способствовал этому назначению Потехина, но затем раскаивался в том, что вышло: «Ну и удрал же я штукy!»,—восклицал Островский: «Нашел за кого просить. Как посмотришь, что он делает, так и стыдно станет. Алексей Антипыч повытаскал все свои забытыя пьесы и ну их ставить. Это называется своя рука владыка. Так этим он принижает в глазах публики литературную корпорацию. Я намекнул ему на это обстоятельство, так он словно и не слышит. Но еще хуже он ведет себя, как начальник. Говорят, в труппе идут страшные неприятности. Потехин долго не удержится и не кончить ему добром». В известной мере это предсказание сбылось («Ежег. имп. театров» сез. 1910, вып. VI, с. 17). См. ниже письма А. А. Потехина к М. И. Писареву.
[3] Тайный советник Н. С. Петров в 1884 г. был главным контролером Контроля Министерства Императорского Двора (р. 1838, ум. 7 октября 1913), впоследствии статс-секретарь, член Государственного совета, действ. тайн. советник.
[4] Т. е. роль Ксении Васильевны Кочуевой.
11.
Москва, 22 ноября 1884 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Ну, вот и прекрасно![1]. Теперь я, по крайней мере, покоен: я могу работать без торопливости и без опасения опоздать, что весьма важно для больного человека. А все-таки они Вам дали дурной день; до 6-го числа двойные спектакли — когда же репетировать?
Обмануть Вас ни в каком случае не дозволят; и если пьеса будет иметь успех, Вы будете играть не один и не два раза в неделю, за это я Вам ручаюсь. Передать роль я не позволю. Здоровье мое плохо, я сижу дома безвыходно.
Марья Васильевна Вам кланяется.
Душевно преданный Вам
А. Островский.
Недели через две Вы получите от меня уже определенные известия о пьесе.
12.
Москва, 1 декабря 1884 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Писать Николаю Степановичу[2] о бенефисных рассчетах я нахожу не удобным; я уже и так вмешиваюсь в дела дирекции более, чем это позволительно человеку, не служащему при театре. Н. С. Вас не забыл и, поверьте мне, обидеть Вас не позволит; в нем Вы всегда найдете защиту. В делах, зависящих от Контроля, вам следует обращаться прямо к нему. Адрес его: Николаевская, № 9-й; но дома он едва ли Вас примет; лучше заставать его в Контроле, но не ранее 3-х часов. Здоровье мое все хуже и хуже; боюсь слечь.
Марья Васильевна Вам кланяется.
Душевно преданный Вам
А. Островский.
[1] Островский радовался тому, что бенефис Стрепетовой был отложен
[2] Петрову; см. выше, в примеч. к письму № 9.
13.
Москва, 8 декабря 1884 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Поверите ли, как меня измучила моя пьеса![1]. Я ее переделываю третий раз. Два раза начинал и два раза бросал, чего со мной прежде не бывало. Хорошо работать, когда голова свободна, незанята ничем; а когда в голове хаос, так это мука [2]. И все-таки я пьесу кончу к последнему перед праздниками Комитету; одновременно я пришлю другой экземпляр для цензуры, а третий вам в руки для считки и переписыванья ролей. Я пишу и днем и ночью, вопреки советам доктора, которым запрещен мне всякий усиленный труд. Да к тому же захворала и слегла Марья Васильевна, я могу работать только, когда она успокоится или уснет. Когда труд станет приближаться к концу, я Вас уведомлю.
Марья Васильевна вам кланяется.
Душевно преданный Вам
А. Островский.
14.
Москва, 13 декабря 1884 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Работа идетъ к концу, в субботу начнем переписку, и пьеса поспеет к сроку, если я не умру. Но я очень болен, я чувствую, что мои последние силы уходят на этот труд[3]. Я пишу, обставленный лекарствами; нервы разбиты до последней степени; малейший шум меня пугает; я не сплю и не ем почти ничего.
Душевно преданный Вам
А. Островский.
[1] «Не от мира сего».
[2] Вероятно, Островский, кроме нездоровья, был тревожим и материальными невзгодами, которые его никогда не оставляли, даже несмотря на назначение ему, в 1883 г., пенсии по 3.000 р. в год. Так, в 1880 г. он писал одному близкому человеку: «Живется мне по-прежнему, т. е., как приехал из деревни, так сижу безвыходно дома и один промежду себя думаю. Писать хочется, писать необходимо надобно, а не пишется; начинал до пяти пьес — и бросал, которую в начале, которую в половине. Дума-то перерастает дарованьишко и не дает ему ходу; а не писать нельзя: хоть плачь, да пиши. Вот отчего седеет голова-то» («Вестн. Европы» 1916 г., кн. 10, с. 76).
[3] В 1883 г. Островский, для поправления здоровья, ездил в Мариенбад, после чего получил некоторое облегчение, но болезнь, которою он страдал (астма), была неизлечима и через полтора года свела его в могилу
15.
Москва, 18 декабря 1884 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Я сижу, окруженный тремя писцами, и мучаюсь страшно: писал больной, карандашом[1] с помарками, и теперь едва сам разбираю. Переписываю сам набело по листам и сдаю переписчикам. Теперь уж я, по крайней мере, покоен, — я знаю, что пьеса поспеет к Комитету. Если, паче чаяния, не успеем послать экземпляры в цензуру и в дирекцию; то уж, во всяком случае, в субботу вам принесут на дом прямо с поезда три экземпляра. А вы уж, голубушка, потрудитесь сами доставить пьесу и в Комитет, и в цензуру, а третий экземпляр — Вам для переписки ролей. Уж Вы попросите, чтобы чтение пьесы непременно было назначено в субботу, и скажите, что сами доставите пьесу в Комитет.
Я болен и невыносимо страдаю. Писать больше не могу, некогда.
Марья Васильевна Вам кланяется.
Душевно преданный Вам
А. Островский
16.
20 декабря [1884 г. Москва.]
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Переписка кончена; завтра пьеса отправляется к Вам. Получите от кондуктора; он доставит на дом. Дайте ему рубль или полтора — сочтемся.
Душевно преданный
А. Островский
17.
23 декабря 1884 г. [Москва].
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Распределение послал я примерное, переделывайте, как хотите. Больнехонек, едва двигаю ноги; боюсь, что слягу.
Душевно преданный Вам
А. Островский
[1] Большинство своих пьес Островский писал карандашом (см. П. В. Безобразов. «Рукописи Островского» — «Историч. Вестн.» 1890 г., № 2).
18 [1].
Москва, 29 декабря 1884 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Новую пьесу я читал у себя дома (с трудом пополам) в понедельник, под Рождество; на всех слушавших она произвела громадное впечатление [2] . Вы спрашиваете, приеду ли я в Петербург. Да я об этом не смею и подумать. У нас стоят упорно морозы, мне, с моим бронхитом, показаться на свет Божий нельзя, и я сижу в заключении. Роль Ксении играть не бойтесь; она вся в Ваших средствах. Указания, если нужно, то разве только для 3-го действия; 1-ое и 2-ое ясны сами по себе; впрочем, подумавши, в следующем письме я Вам напишу кой-что и о первых актах. В 3-м действии Ксения выходит покойная и счастливая, о своих недостатках говорит равнодушно; но, при докладе о приезде Муругова, очень пугается, и в разговоре с ним конфузится и путается. Беспокойство и волнение остаются в ней и по уходе Муругова, — оставшись одна, произносит монолог рассудительно, в лице — признание глубокой и серьезной думы; но говорит медленно и несколько упавшим голосом. После прочтения счетов, она вскрикивает от боли в груди и вдруг порывается идти куда-то; но, сделав несколько шагов, останавливается в недоумении и начинает припоминать. Здесь она еще не теряет сознания и, припомнив кой-что, хочет исполнить совет мужа отдохнуть и успокоиться. При взгляде на счет во второй раз, она лишается чувств; в разговоре с Хионией у ней является настоящий горячечный бред; слово «Спасите!» она произносит с криком и лихорадочной дрожью. При появлении мужа у нее является предсмертное просветление: она смотрит ясно, с кроткой улыбкой, говорит с сознанием, но тихо и с расстановкой; после слова «про-ща-ю», голова ее падает на грудь, руки опускаются, вся она углубляется в кресло. Все это должно быть в одно мгновение, этого момента тянуть нельзя. Вот и все. Напишите мне, согласны ли Вы со мной!
Душевно преданный Вам
А. Островский
[1] Это письмо было опубликовано М. И. Писаревым в примечаниях к X тому изданного под его редакциею Полного собрания сочинений Островского (изд. Тов. «Просвещение», с. 588–589), «к сведению будущих исполнительниц роли Ксении».
[2] В мастерском чтении автора новая пьеса его, быть может, несколько выиграла, хотя на самом деле сцены «Не от мира сего» нельзя признать удавшимися. И. И. Иванов считает даже, что эта последняя пьеса Островского «не может подлежать критике, как пьеса Островского так мало в ней следов его таланта и той самой простоты и непосредственности, какую он недавно объявлял величайшим достоинством Пушкинского гения» и т. д. («А. Н. Островский. Его жизнь и литературная деятельность» Спб., 1900, с. 87; ср. J. Patouillet, Ostrowski et son theatre de moeurs russes, Paris, 1912, p. 80–81, 82).
P. S. Марья Васильевна несколько поправилась и Вам кланяется.
Сделайте одолжение, напомните Петипа [1], что он обещал мне свой портрет[2] .
19.
Москва, 8 января 1885 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Сделайте одолжение, уведомьте меня телеграммой, как пройдет моя пьеса; но посылайте телеграмму не из спектакля, а на другой день утром. Сделайте одолжение, известите откровенно; я желаю знать правду[3].
Мои портреты Вам, Давыдову[4] IV, а также и Петипа будут доставлены в начале следующей недели.
Марья Васильевна Вам кланяется.
Душевно преданный Вам
А. Островский.
Здоровье мое очень плохо.
20.
Москва, 2 апреля 1885 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Только сегодня я в силах был взяться за перо, а то все лежал. Сделайте одолжение, не беспокойтесь! Пока я жив и имею хоть какое-
[1] Мариус Мариусович Петипа исполнял в «Не от мира сего» роль Кочуева; ранее он играл в пьесах Островского роли Бакина в комедии «Таланты и поклонники» (1882), Окоемова — в «Красавце-мужчине» (1883) и Незнамова в «Без вины виноватых» (1884). О нем см. у А. А. Плеещева: «Что вспомнилолсь. Актеры и писатели» С.-Пб., 1914, с. 77–79.
[2] На другой день после этого письма Островский писал Ф. А. Бурдину (30 декабря 1884 г.): «Здоровье мое не только не поправилось, но стало гораздо хуже. Весной я обещал Стрепетовой написать пьесу для ее бенефиса и должен был, во что бы то ни стало, сдержать свое слово; от сильного умственного напряжения, которое мне было строжайшим образом запрещено Остроумовым (доктором), я чуть не помешался. Теперь начинаю понемногу приходить в себя». («Дневн. Артиста» 1892 г., № 2, с. 11).
[3] «Не от миpa сего» шла в первый раз на сцене Александринского театра в бенефис П. А. Стрепетовой 9 января 1885 г.; кроме бенефициантки, в спектакле участвовали: Петипа, В. Н. Давыдов (Елохов), Чернов, Александрова, Далматов, А. И. Шуберт, Хлебникова и Ремизов. Из числа статей, появившихся о пьесе и спектакле, М. И. Писарев указывает лишь статью Незнакомца (А. С. Суворина) в «Новом Времени» от 10 января 1885 г. — В Москве «Не от миpa сего» прошла 16 января того же 1885 г. в бенефис Г. Н. Федотовой
[4] Владимиру Николаевичу, известному артисту.
нибудь влияниe, я всеми силами и всей душой буду стараться упрочить за Вами то положение, которое Вы должны занимать. Поверьте, что для меня нет выше интереса, как служить искусству и лучшим его представителям.
Марья Васильевна Вам кланяется.
Душевно преданный Вам
А. Островский.
21.
Щелыково, 9 июня 1885 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Я взялся хлопотать за Вас и непременно доведу свои хлопоты до какого-нибудь результата. О том, какой это будет результат, я ничего еще сказать не могу; решать не мое дело, — мое дело только хлопотать. С июля месяца я буду иметь гораздо более влияния на дела театра, чем имею теперь; тогда мои хлопоты будутъ иметь больше силы, и я возьмусь за Ваше дело серьезно. О результате моего ходатайства я Вас немедленно уведомлю и напишу, что Вы должны делать с своей стороны. А пока предоставьте мне думать о Вашей судьбе, а сами ни о чем не думайте, ни о чем не печальтесь и будьте покойны, что необходимо для Вашего здоровья. — Все возможное я сделаю; а невозможного, вероятно, Вы сами от меня требовать не станете.
Марья Васильевна, после лихорадки, значительно поправилась. Она Вам кланяется. А мое здоровье было и лучше и опять хуже и теперь понемногу поправляется[1]. Я никуда не поеду из деревни, разве только в июле придется съездить в Петербург и Москву по театральным делам [2].
Что-то Бог даст; а впереди я жду много хорошего[3].
Душевно преданный Вам
А. Островский.
[24] Об этой болезни жены и о своем нездоровье Островский писал и Ф. А. Бурдину еще из Москвы 29 апреля 1885 г. — см. «Дневн. артиста» 1892 г., № 2, с. 12.
[25] Эта поездка не состоялась, и Островский прожил в Щелыкове до конца сентября или первых чисел октября 1885 г.
[26] Через пять месяцев — в ноябре 1885 г. — состоялось назначение Островского заведующим художественною частью и школою императорских московских театров, но вступил он в должность лишь 6 января 1886 г. См. еще в письмах Островского к Ф. А. Бурдину от 6 и 13 мая, 5 и 19 июня и 4 и 22 августа 1885 г. («Дневн. артиста» 1892 г., № 2, с. 12–13).
22.
Щелыково, 19 августа 1885 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Марья Васильевна передала мне содержание Вашего письма. Я все лето хворал, хвораю и теперь. Как только оправлюсь, поеду в Петербург и буду хлопотать о Вас. Если к Вам будут очень приставать, то поставьте им те условия, о которых мы с Вами говорили, и настаивайте на них; — будут отказывать, попросите, чтобы они довели Ваши требования до сведения Министра. Я, с своей стороны, также буду хлопотать, чтобы принятие или непринятие Ваших условие зависело от министра, а не от Потехина. В успехе я не сомневаюсь.
Марья Васильевна Вам кланяется.
Искренно уважающий и душевно преданный Вам
А. Островский.
23.
Щелыково, 27 августа 1885 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Я очень хорошо помню все, что мы с Вами говорили по поводу Вашего контракта. Вы хотели просить 8 тысяч жалованья и поставить условие, чтобы играть только главные роли; а об ежегодных бенефисах речи не было. Да на это и не согласятся, потому что постоянные бенефисы отменены и оставлены только наградные. Если Вы будете заключать контракт на три года (что гораздо покойнее), то требовать себе одного бенефиса в три года не только можно, но будет и справедливо; потому что, в сущности, Вы просите жалованья немного. Что значитъ «играть безвозмездно до декабря» и зачем играть безвозмездно? Я этого не понимаю. Я Вам советую переговорить откровенно и обстоятельно с Потехиным о контракте и обо всем, касающемся Вашей службы, и сейчас же о Вашем разговоре меня уведомить, а также и о том, когда Вы думаете подавать контракт. Если я сам к тому времени не буду в Петербурге, то письменно убедительнейше попрошу Министерство согласиться на Ваши требования.
Когда я выеду из деревни, я сам еще не знаю, — меня задерживает нездоровье. Разным слухам, распускаемым газетами, Вы не верьте; про все, что там пишут, я бы должен был знать прежде всех; но мне ничего неизвестно[1] .
[1] См. выше, примеч. к письму 21-му, а также в письмах к Ф. А. Бурдину — -«Дневн. артиста» 1892 г., № 2, с. 13.
Марья Васильевна Вам кланяется.
Душевно преданный Вам
А. Островский.
24.
Щелыково, 23 сентября 1885 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Вы прекрасно делаете, что молчите о контракте. Я советовал Вам предварительно объясниться с Потехиным, если представится к тому случай или он сам с Вами заговорит об этом; а приставать к нему, конечно, не годится.
Я все еще в деревне, погода не пускает в Москву: сильные дожди; у нас залиты не только дороги, но и луга, реки выступили из берегов. Но я все-таки скоро буду в Москве и сейчас же поеду в Петербург, тогда переговорим хорошенько. Итак, до свиданья!
Жена Вам кланяется.
Искренно уважающий и душевно преданный Вам
А. Островский.
25.
Москва, 14 октября 1885 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Если Вы находите, что лучше прямо подавать письменное заявление без всяких словесных объяснений, то подавайте. Я, с своей стороны, готов сделать для Вас все, что могу, и сейчас же о Вашем заявлении предупрежу, кого надо, самым убедительным письмом. Но так как, во 1-х, личные объяснения всегда действительнее письменных, а, во 2-х, после 20 числа я сам буду в Петербурге, то не признаете ли Вы за лучшее, чтобы я, не писав ничего, объяснился лично. На всякий случай, письмо у меня уже заготовлено; я подожду Вашего ответа; если Вы найдете, что надо посылать его немедленно, я сейчас же пошлю.
Здоровье мое плохо по-прежнему, сын, который был опасно болен, поправляется понемногу[1] I.
Марья Васильевна Вам кланяется.
Душевно преданный Вам
А. Островский.
26.
Москва, 18 октября 1885 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
У нас отвратительная погода, и здоровье мое значительно ухудшилось; так что едва ли я буду в состоянии приехать в Петербург к тому времени, как обещал Вам. Поэтому начинайте дело, а я завтра непременно напишу письмо, кому следует, и буду убедительно просить, чтобы Вас не дали в обиду, и чтобы умеренные Ваши требования были удовлетворены.О времени, когда я в состоянии буду приехать в Петербург, я Вас извещу.
Марья Васильевна Вам кланяется.
Душевно преданный Вам
А. Островский.
27.
Москва, 22 октября 1885 г.
Многоуважаемый,
Модест Иванович,
«Воеводу»[2] я вышлю в Петербург в первых числах апреля. Хотя пьесу я переделал еще к прошлому сезону; но, пересматривая ее, недели две тому назад, напал на некоторые новые соображения и теперь занят окончательной ее отделкой. О том, что должна представлять моя пьеса в новом виде, о тех идеях, которые я провожу в ней и которые стараюсь довести до ясности, и о том, чего я желаю от исполнения, я Вам напишу, когда пьеса будет готова и переписана; мое письмо Вы получите вместе с пьесой[3].
[1] У А. Н. Островского было четыре сына: Александр, Михаил, Сергей и Николай Александровичи.
[2] «Воевода, или Сон на Волге» — комедия в 5 действиях с прологом, в стихах, написанная еще в 1864 г., была напечатана в № 1 «Современника» 1865 года; в значительно измененной редакции, в которой некоторые характеры получили другое освещение, пьеса эта была поставлена самим Островским в Москве, на сцене Малого театра, в бенефис Рыбакова, 19 января 1886, а напечатана впервые лишь в собрании сочинений Островского, изданном Думновым (т. IV, М. 1890, с. 271–407)
[3] Письмо это или не было написано, или не сохранилось
Мое здоровье очень плохо; два сильных припадка удушья разбили меня: я уж едва двигаю ноги и без провожатого выехать из дома не смею. Меня душит и днем, и ночью; доктора говорят, что сердцу стало тесно. Надежды на выздоровление я не имею никакой; если доживу до лета, так к осени, может быть, получу некоторое облегчение.
Марья Васильевна Вам кланяется.
Искренно преданный Вам
А. Островский.
На конверте: Его Высокоблагородию Модесту Ивановичу Писареву. В Петербург. Кабинетская, 17, кв. 10. Почтовые штемпели: Москва. 22 марта 1885 г. и: Петербург 23 марта 1885 г.
28.
Петербург, 4 ноября 1885 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Я в Петербурге; [1] если желаете меня видеть, то милости прошу
[1] Поездка Островского в Петербург была вызвана необходимостью переговоров с Дирекциею имп. театров по поводу предполагавшегося тогда назначения его — на пост заведующего репертуарною частью Имп. московских театров и начальника Театрального училища, а А. А. Майкова — управляющим теми же театрами. Назначению этому предшествовало представление Островского Александру III, который сказал писателю: «Поручая Вашему ведению свои театры, я уверен, что они будут в хороших руках. Делайте все, что найдете полезным для процветания их». — «Вот уже более месяца я живу в Петербурге по делам, весьма важным для меня и русского театра», — писал Островский Г. Г. Лукину 4 декабря 1885 г., — а 3 января 1886 г., через день после вступления своего в новую должность, писал ему же: «Благодарю Вас за Ваши поздравлении я и пожелания. Я, действительно, теперь полный хозяин репертуара Московскаго театра и всеми силами постараюсь быть полезным, главным образом, начинающим писателям, обнаруживающим талант». («Колосья» 1889 г., № 12, с. 120). Ф. А. Бурдин, говоря о новом назначении Островского, пишет, что оно дало писателю большое нравственное удовлетворение: «Он сделался, наконец, хозяином русского театра; он мог осуществить все свои заветные мечты: любимое дело было в его собственных руках; ничто не мешало ему поставить это дело на надлежащую высоту: он устроит рассадник юных талантов, очистит русскую сцену от плевел и поднимет вкус публики!… Сколько светлых надежд, какое ликование между артистами! Поставленные им пьесы «Воевода» и «Mapия Стюарт» возбудили восторг публики, и на эти спектакли с трудом доставали билеты. Все с нетерпением ожидали обновления русской сцены; но дни А. Н. были уже сочтены; физические силы не отвечали силам духовным…» («Вестн. Европы» 1886 г., кн. 12, с. 677). Подробности о деятельности Островского в новой, ответственной и хлопотливой должности, несомненно, ускори вшей его кончину, см. в статьях его личного секретаря Н. А. Кропачева: 1) «Из воспоминаний об А. Н. Островском» — «Русск. арх.» 1888 г., кн. 1, с. 491–504 и 629–640, 2) «Александр Николаевич Островский. Из воспоминаний его секретаря». М. 1896, и 3) «Островский на службе при Имп. театрах», М. 1901, а также его рассказ в юбилейный день 25-летия со дня смерти Островского — в газ. «Русское слово» 2 июня 1911 г., № 125, с. 2, где помещены также воспоминания Г. Н. Федотовой и О. О. Садовской.
ко мне, когда Вам будет угодно. Самое удобное для меня время: от 10-и до 12-ти часов утра и от 4-х до 6-ти вечера. Я не совсем здоров и устал с дороги и, вероятно, с неделю просижу дома.
Искренно Вам преданный
А. Островский.
29.
5 ноября 1885 г. [Петербург].
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Сегодня я был, где нужно. Ждите и надейтесь.
Искренно преданный Вам
А. Островский.
30.
22 ноября 1885 г. [Петербург].
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Н. С.[1] докладывал о Вас министру[2] . Сегодня директор[3] будет с докладом у министра в присутствии Н. С.; там будет разговор и о Вас. Результат я узнаю завтра. Если Вам самим нельзя быть у меня, то пришлите Модеста Ивановича; всего на письме передать нельзя.
Искренно преданный Вам
А. Островский.
[1] Петров (см. выше, в примеч. к письмам № 9 и 12).
[2] Графу Илариону Ивановичу Воронцову-Дашкову.
[3] Иван Александрович Всеволожский.
31.
22 ноября 1885 г. [Петербург].
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Я вчера опять говорил о Вас очень серьезно с Н. С.[1] . Не найдете ли Вы сегодня или завтра свободную минутку побывать у меня? Нужно потолковать.
Искренно преданный Вам
А. Островский.
32.
27 ноября 1885 г. [Петербург].
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
По Вашему контракту я переписывался два раза с Н. С.[2] и совещался с братом[3] . Мы пришли к такому заключению, что пока Вам надо покориться и перетерпеть. Победа над Вами не дешево обойдется победителям.
Душевно преданный Вам
А. Островский.
33.
Москва, 18 апреля 1886 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Я и Марья Васильевна от всей души поздравляем Вас с светлым праздником и желаем Вам всякого благополучия и главное — здоровья.
От всякого влияния в соглашении артистов по поводу поездки в Варшаву я давным-давно отказался, чтобы не принять в чужом пиру похмелья. Это дело десять раз расстраивалось и десять раз опять налаживалось. Танеев[4] уже опять приезжал в Москву, и тогда я сказал ему и артистам, чтобы они собрались и решили дело, как сами знают. Мне
[1] Петровым.
[2] Петровым
[3]. Михаилом Николаевичем Островским, министром Государственных имуществ.
[4] Сергей Васильевич Танеев, в 1870-х гг. содержавший в Москве вместе с князем Ф. М. Урусовым Общественный частный театр, муж недавно умершей петербургской артистки Н. С. Васильевой
иначе и поступать нельзя; потому что, если я скажу хоть одно слово и дело почему-нибудь расстроится, то ответственность падет на меня; то же будет, если поездка окажется невыгодной для какого-нибудь артиста или артистки. Как они теперь распоряжаются, кто у них распорядители и состоится ли поездка, я не знаю. Мы получили бумагу от министра, что выбор артистов и соглашение с ними должны зависеть от уполномоченного генерала Гурко[1], т. е. от Танеева. Я не приглашал Вас в Варшаву и не имел на это права, я только поддерживал просьбу Танеева.
Пьеса, о которой я говорил Вам и в которой есть блестящая роль для Вас, еще не была ни в цензуре, ни в Комитете; автор ее Лукин, а называется она «Чужая душа — темный лес». Впрочем, это название будет изменено. Готова она будет к августу [2].
Душевно преданный Вам
А. Островский.
II
Письма А. А. Потехина — М. И. Писареву и П. А. Стрепетовой.
Об Алексее Антиповиче Потехине, в 1880-х годах бывшем заведующим репертуарною частью Императорских петербургских и московских Театров, — см. выше, в объяснениях к письму А. Н. Островского к Писареву от 16 ноября 1884 г. Друг Островского, он, вместе с ним и с Д. В. Аверкиевым, был членом известной Комиссии 1881 г. для пересмотра законоположений по всем частям театрального ведомства, выработавшей Правила для управления русскими драматическими труппами Имп. театров и Главное Положение о вознаграждении авторов. Эти правила и положения, утвержденные в марте 1882 года, как известно, составили эру в истории русского театра; он же участвовал в освобождении театра от ига монополии; имена трех драматургов, личным трудом и опытом содействовавших важным преобразованиям театра, приобрели право на вечную благодарную память. По словам одного из некрологов А. А. Потехина, «театр
[1] Тогдашнего варшавского генерал-губернатора, генерал-адъютанта Иосифа Владимировича Гурко, впоследствии фельдмаршала
[2] Пьеса Григория Григорьевича Лукина под названием «Чужая душа — дремучий лес», исправленная А. Н. Островским, была напечатана лишь в 1889 г. в декабрьской книжке журнала «Колосья», на с. 122–170, причем автор сообщил (с. 117–121) и 6 писем к нему знаменитого драматурга: от 8 апреля, 10 апреля, 22 октября и 4 декабря 1885 и 3 и 12 января 1886 года. Во втором из них, от 10 апреля 1885 г., Островский писал Лукину из Москвы: «Несмотря на множество работы и постоянное нездоровье, я кончил переделку Вашей пьесы: «Чужая душа — дремучий лес». Вышла цензурная и очень эффектная вещь» (1. с., с. 118). Писареву не пришлось выступить в этой пьесе.
был всегда близок душе покойного. Ему он отдавал всю свою жизнь, талант и отзывчивое сердце. Любя беспредельно родную сцену и озаряя ее яркими образами народного творчества, он всегда болел сердцем об ее неустройствах»[1]. «На Императорских сценах в течение 44 лет (1855–1899) было поставлено 14 пьес А. А. Потехина: первая из них — драма «Чужое добро впрок нейдет», а последняя — драма «Хворая». Писарев участвовал во многих из них, — напр., в роли Степана («Чужое добро впрок нейдет») Квашнина («Выгодное предприятие»), Григория Иванова («Хворая»); эти роли были лучшими в его репертуаре. Когда в 1892 г. Писарев праздновал 25-летний юбилей своего пребывания на сцене, — в числе подношений ему был, между прочим, его собственный портрет, окруженный медальонами-портретами Островского, Писемского, Аверкиева и А. Потехина, которым артист был обязан наиболее удачными своими созданиями[2].
1.
25-го октября 1880 г. [Петербург].
Многоуважаемый, бесценный и любезный Модест Иванович, тотчас по получении письма от дочери [3], я отправился к Мозеру, чтобы поторопить его присылкою к Вам комедии «Месяц в деревне»[4] . Он ответил мне, что не получал ни от кого подобного требования, а то давно бы исполнил его, и просил меня Вас уведомить, что в субботу же, т. е. сегодня, и не позже воскресенья, комедия будет на почте. Я просил его послать прямо на Ваше имя. Пожалуйста, поставьте ее поскорее и дайте дело дочери, без которого она скучает.
Сегодня я встретил Коровякова [5]; он передал мне почетный билет Общества любителей сценического искусства, разспрашивал о здоровье Полины Антиповны и высказал намерение пригласить ее на 5 спектаклей в зале Кононова. Напишите мне: могли ли бы и Вы приехать сыграть здесь, вместе с Полиною Антиповною, Лира. Коровяков мечтает его поставить, но боится, что Вам не позволят пpиеxaть сюда
[1] О Потехине в бытность его Заведующим репертуаром см. рассказ А. А. Плещеева в его книге «Что вспомнилось», С.-Пб. 1893, с. 138–140.
[2] М. В. Карнеев, М. И. Писарев, С.-Пб. 1893, с. 76.
[3] Раиса Алексеевна Потехина, тогда актриса Московского частного «Пушкинского» театра, артистка некрасивая, не даровитая, с неясной дикцией. См. о ней у А. Нильского — в «Закулисной хронике», С.-Пб. 1914, с. 139–140, и др.
[4] Тургенева. В Москве впервые комедия была поставлена 13 января 1872 г. В Малом театре, а в Петербурге — 17 января 1879 г., — в Александринском
[5] Дмитрий Дмитриевич Коровяков (р. 1849, ум. 1895), театральный критик и рецензент, автор сочинений по общим вопросам сценического искусства, основатель, директор и преподаватель декламации в драматической школе Русского литературно-театрального Общества (1882–1885 г.).
обязательства к театру Малькиеля[1] . Я был бы очень рад и счастлив увидеть Вас здесь.
Что дал спектакль в пользу пушкинского капитала? [2].
Сегодня здесь, в клубе прикащиков, идет «Ревизор»; сбор весь жертвуется на памятник Гоголю [3]. Недурно было бы и у Вас устроить подобный спектакль. В среду, в зале Кононова, Авершев [4] ставит Просвещенное время Писемского с Никулиною. Петербург, как видите, живет и действует. На казенной сцене я еще не был и что там делается, — не знаю.
Между нами: сегодня начал хлопоты о пропуске «Отрезанного ломтя» и «Вакантного места» [5]; был у Абазы, был принят крайне любезно, получил хорошие обещания, что затем последует — увидим и порадуемся, или посмеемся… над самими собой. Не поленитесь, напишите ко мне, что делается в Вашем театре. Поклонитесь от меня всем артистам и артисткам, Василию Николаевичу [6] в особину. О надеждах на пропуск пьес моих не говорите пока, дабы не посрамиться прежде времени. От всей души обнимаю Вас и прошу любить так же, как я Вас полюбил.
Весь Ваш
Алексей Потехин.
25 октября 80 г.
Сбоку приписка: Тихомирову вчера послал письмо относительно рисунков к изданию. Получил ли он его?
2.
1 ноября 1880 г. [Петербург].
Многоуважаемый, дорогой Модест Иванович, пользуюсь случаем и посылаю к Вам с юным (наконец свободным) актером 50 экземпл. брошюры Базарова [7] с просьбою, лично от меня, не найдете ли воз-
[19] Это былы антреприза А. А. Бренко, снявшей дом Малькиеля на Тверской, близ памятника Пушкина, и открывшей в нем, осенью 1880 г., первый частный в Москве театр — так называемый «Пушкинский». Писарев и Стрепетова много способствовали большому успеху этого предприятия, о котором см. в книжке М. В. Карнеева: Модю Ив. Писарев. Биографич. Очерк, С.-Пб. 1893, с. 48–51.
[20] Т. е. в капитал для постройки памятника Пушкину в Москве, открытого летом того же года.
[21] Воздвигнутый лишь в 1909 году.
[22] Драматург Дмитрий Васильевич Аверкиев, коего письма см. ниже.
[23] Комедии Потехина, первая — 1865, а вторая — 1859 г.
[24] Андрееву-Бурлаку, игравшему в «Пушкинском» театре А. А. Бренко.
[25] Владимира Алексеевича (р. 1840, ум. 1895), актера и режиссера Петербургских клубных сцен, автора многих пьес для театра — оригинальных, переводных и переделок (см. у С. Венгерова в «Критико-биографическом словаре», т. II); какую брошюру имеет здесь в виду Потехин, не знаем.
можным продать ее, если не сейчас, то впоследствии при осуществлении задуманного Вами спектакля на памятник Гоголю. Вероятно, мнoгиe и из Ваших актеров не пожалеют 40 коп. за эту книжку, которая издана с хорошею целью. Деньги за нее, если будут, пришлите или ко мне, или еще лучше: прямо к Базарову, если Вы его знаете. Большое, большое спасибо Вам и Василию Николаевичу [1] за Ваши дружеские письма. Что это у Вас творится? И смешно, и возмутительно!… В первый раз в жизни вижу людей, которые умышленно портят и губят свое дело, на которое, по их словам, всю душу свою положили; но досаднее всего то, что мешают работать, парализуют такие силы, как Ваши, оскорбляют искусство, глумятся над ним, думая, что служат ему верою и правдою. Да, это похоже на сумашествие. Ведь, как подумаешь: что бы могла сделать ваша труппа с Вами и Полиной Антиповной во главе!.. Ведь Ваш театр мог бы быть образцовым, первым частным театром в России; он мог бы служить живым упреком казенному и указанием: что могут сделать свободные силы, настоящее понимание, уважение и любовь к искусству. А теперь?.. Обидно и досадно!… Да, на Вас, как на главной, признанной и уважаемой силе, лежит нравственная обязанность не допустить, чтобы пропало, в начале, хорошее дело. Я хотел было напомнить Вам и Василию Николаевичу о имевшей некогда успех на Московской сцене и затем забытой пьесе Острогорского [2] «Мгла», которую намеревается, как я слышал, возобновить Артистический Кружок; но теперь, кажется, несвоевременно. Передайте В. Н. Бурлаку, что в редакции Живоп. Обозрен. я никого не знаю, и недоумеваю какого Николая Ивановича[3] просит он спросить об его рассказах; но если нужно, пускай разъяснит: я съезжу и спрошу [4]. Обнимаю Вас и Бурлака. Кланяюсь и благодарю за поклон, Полине Антиповне.
Ваш всей душой
А. Потехин.
Сбоку приписка: Спасибо за обещание поставить в скором времени «Месяц в деревне» и отдать роль Верочки дочери [5]. Да, пожалуйста, давайте дела молодому, скучающему от безделья, таланту. Ведь, с 8 октября она не появлялась на сцене.
[1] Андрееву-Бурлаку.
[2] Виктора Петровича (р. 1840, ум. 1902), известного педагога. Его драма в 5 действиях «Мгла» была издана в 1883 г., а затем переиздана с другими пьесами Острогорского, в сборнике «Из дальнего прошлого. Драматические эскизы», С.-Пб., 1891.
[3] Очевидно — Шульгина, с 1879 г. — издателя, а с 1880 до 1882 г. — издателя- редактора журнала «Живописное Обозрение».
[4] Речь идет, вероятно, об одной из «Волжских сцен» Андреева-Бурлака (р. 1843, ум. 1888), которые печатались в разных иллюстрированных изданиях, а в 1881 г. вышли отдельною книгою.
[5] Т. е. Р. А. Потехиной
Я имел неосторожность сообщить Литературному фонду, что в театре Малькиеля давали спектакль, 20 % с которого назначались на пушкинский капитал; но до сих пор об этих деньгах никакого помину. Вероятно, не было никакого сбора? Хоть бы уведомили о неудаче, а то неловко.
3.
11-го декабря 1880 г. [Петербург].
Искренно благодарю Вас, дорогой Модест Иванович, за Вашу память, за Ваши приветствия и поклоны, которые передает мне дочь [1]. Верьте, что я ценю и глубоко чувствую всякое заявление внимания и приязни ко мне, а тем более Ваше, человека, которого я искренне уважаю и сердечно полюбил. Вполне понимаю и невозможность для Вас частой письменной беседы со мною: знаю, как Вы много работаете и как мало у Вас свободного времени даже для отдыха. Дочь аккуратно сообщает мне восторженные отзывы об исполнении Вами и Полиной Антиповною многих ролей, в которых она в первый раз Вас видела. Я радуюсь за Раису, что у нее перед глазами такие образцы не только художественного творчества, но и благородной любви к искусству, и честного отношения к нему. Но, — я вполне уверен, Вы поймете меня настоящим образом, — не будь на сцене Малькиелевского театра Вас и Полины Антиповны, я вряд ли бы оставил Раису в этом театре. Мне жаль бедной девочки, которая, не без основания сознавая в себе способности и силы, изнывает от бездействия или принуждена являться в таких ролях, где фигурируют и нужны не она сама, ее пониманье и талант, а только ее костюмы. Я не хочу сказать, что она не должна вовсе играть таких ролей: этого требовать нельзя; но, согласитесь, нельзя не упасть духом молодой, начинающей и хорошо зарекомендовавшей себя актрисе, если, после двухмесячного почти бездействия, ей дают одну только настоящую роль (Аксюша) и затем целый ряд бесцветных, почти бессловесных, костюмных ролей. Кстати я заговорил об этом; дайте мне откровенно, по-дружески, высказать пред Вами то, что давно уже лежит у меня на душе; хотя то, что я хочу сказать, относится не к Вам, а к театральной администрации, но с этой последней я уже, конечно, не могу говорить по душе, а Вы, я знаю, поймете мои слова надлежащим образом и не придадите им какого-либо, недостойного меня, смысла и значения.
Не говоря уже о том… невнимании, чтобы не выразиться сильнее, которое оказано было администрацией театра ко мне, как автору трех пьес, которые я сам ставил на Вашей сцене, в одной из которых участвовали даже и Вы, и которые ни разу потом не были повторены, несмотря на то, что в то же время давалась разная галиматья, я остано-
[1] Р. А. Потехина.
влюсь только на фактах, оскорбляющих меня в лице моей дочери. Перед моим отъездом из Москвы, В. Н. Бурлак сказал мне: «я надюсь, А. А., что оставляя здесь дочь, Вы доверите и поручите мне заботу об ее сценической деятельности». Я, разумеется, благодарил его — и вот от 8 октября до 21 ноября, в течении следовательно полутора месяца, дочь не являлась на сцене ни одного раза. Затем после всех почти товарищей по амплуа, ей дали наконец роль Аксюши, которую она сыграла лучше других, как я слышал от очевидцев и как знаю потому, что дочь с восторгом сообщала мне Ваши похвалы. Таким образом она показала свое дарование, уже независимо отцовской ферулы, не в его пьесе; а ей после того начали давать костюмные рольки. Я лично заявлял и Анне Алексеевне[1], и Бурлаку, что в случае нужды дочь может исполнить роль Софьи в «Горе от ума», что эта роль у нее готова; но вышел такой случай — и вместо нее роль Софьи отдали Лопухиной, которая, разумеется, ее, как говорится, провалила. Было и еще несколько ролей, совершенно совпадавших со средствами дочери, но их отдавали другим, предлагая ей, взамен того, шить новые платья для ничтожных ролей и рисоваться ими пред публикой. Положим, дочь сама виновата, что уступила Козловской роль Верочки в «Месяце в деревне», для ее бенефиса, но, ведь повторение осталось за нею, а после бенефиса прошел уже почти месяц. И вот молодая актриса, так успешно дебютировавшая, дочь любимого автора, принятая под особенное попечение и заботу режиссера, который сам их предложил, в течение трех месяцев пребывания на сцене, вместо того, чтобы завоевать расположение публики, или вовсе забыта, или принудительно низведена с первых на третьестепенные роли, в которых не замечает публика даже высокоталантливых, прославленных и опытных артистов. Это ли не забота о сценической деятельности начинающей, талантливой актрисы, принятой на попечение режиссера из рук самого отца!… Не мудрено, если отца все спрашивают: да отчего о ней совсем не слышно после того, как она имела такой успех в Петербурге, и здесь говорила о ней пресса. О ней даже не упоминают никогда, сообщая состав труппы Малькиелевского театра, точно она даже и актрисой не считается. Все это с болью в сердце сознаю я, что же должна она, бедная, чувствовать, при ее любви к делу, при сознании своих способностей и при мысли о времени, потраченном на школу и подготовку? Все в один голос говорят, что это совсем готовая актриса по манере, уменью держать себя на сцене, пониманию требований ансамбля, не говоря уже о личной даровитости, а между тем эта готовая актриса в тени и без дела, тогда как… не хочу договаривать: Вы понимаете меня. Милейший, добрый, искренно уважаемый Модест Иванович, не подумайте, ради Бога, чтобы хоть одно слово из этих упре-
[1] Бренко, директрисе «Пушкинского» театра; см. ниже.
ков моих касалось Вас: я знаю, Вы не хозяин дела и, как слышал, избрали благую часть: удаляетесь от всякого вмешательства в дрязги театральной администрации, но поэтому-то я так откровенно и пишу к Вам; просто накипело на душе и нестерпимо захотелось высказаться пред человеком, которого люблю, уважаю и который поймет тебя. После первых дебютов Раисы я имел настойчивые предложения о том, чтобы поместить ее в казенный Малый театр, прямо на оклад Шумской, но я отклонил это предложение по любви моей к частному театру, из боязни также, что интриги казенной труппы затрут и не дадут выдвинуться молодому таланту: мог ли я думать, что это возможно и на частной сцене? Не торопливость, не желанье быстрых, а тем более незаслуженных успехов заставляет меня сожалеть, что Раиса мало играет, волноваться и раздражаться от этого, но очевидная к ней несправедливость, обидное невнимание и мысль, что даже в деле искусства, под свободным, частным флагом, при всех, по-видимому, благоприятных условиях, можно загораживать дорогу и мешать самой законной и честной потребности: дайте мне делать дело сообразно моим силам и способностям… Но довольно! Если я надоел Вам этой иеремиадой, то вините себя за то, что внушили мне так много любви и доверия к Вам.
Пожалуста, мой родной, поторопите, чтобы прислали деньги в Литературный фонд от пушкинского спектакля. Нехорошо ведь: меня уже несколько раз спрашивали о них в комитете. От души обнимаю Вас, желаю здоровья и прошу не забывать всем сердцем Вам преданного
А. Потехина.
11 декабря 80 г.
Поклонитесь от меня Полине Антиповне.
>4.
28-го января 1884 г. [Петербург].
Многоуважаемый
Модест Иванович,
От души приветствую Ваше намерение покинуть частную сцену и поступить на казенную[1]. Без сомнения, только на последней может вполне развиться и получить надлежащее применение Ваш талант, до сих пор эксплуатируемый случайно и часто бессмысленно и даже безжалостно. Я был бы очень рад Вашему поступлению именно на петербургскую сцену, где совсем нет артистов на то амплуа, которое, по
[2] Этот переход М. И. Писарева на сцену Александринского театра состоялся лишь в 1885 году; см. в следующем письме
моему мнению, Вам следовало бы занимать: в моем воображении представляется возможным с Вами и «Король Лир», и «Макбет», и «Смерть Иоаннa Грозного» и «Маскарад», [1] и пр. и пр. Бытовые и резонерские роли были бы только дополнением в Вашем амплуа, хотя и тут немало нашли бы работы в нашем репертуаре. Словом, я был бы очень доволен, если бы Вы решились поступить на петербургскую сцену, и предсказываю Вам здесь болышие выгоды и болыший успех, чем в Москве. Но хотя бы Вы по каким-либо другим соображениям и предпочитали поступить на сцену Малаго театра, во всяком случае Вам необходимо будет дебютировать в Петербурге на сцене Александринского театра, чтобы ознакомить с собою директора и, может быть, прямо с ним переговорить об условиях. Прошу Вас, напишите мне, в чем бы хотели Вы появиться на Александринской сцене и когда именно, разумеется, после Пасхи.
Верьте моему искреннему к Вам уважению и преданности
А. Потехин.
28 января 1884 г.
5.
10-го сентября 1884 г. [Петербург].
Многоуважаемый
Модест Иванович,
Очень рад, что мое искреннее и давнее желание привлечь Вас на петербургскую императорскую сцену наконец может осуществиться. Я могу предложить Вам на первый год Вашей службы 5000 рублей, но так как Вы соглашаетесь заключить контракт не на один год, то, я полагаю, не будет препятствий к назначению и 5400 рублей.
По нашим счетным правилам контракт может быть заключен или с начала сезона, или с нового года. Так как Вы не могли заключить первого, то Вам придется начать службу с 1 января будущего года. Ввиду Вашего условия с одесским театром [2], это, вероятно, не представит никаких затруднений, хотя, к сожалению, и лишит нашу сцену Вашего участия на целый месяц. Иначе, впрочем, и сделать нельзя. Что касается до отпуска, то у нас все артисты, по общим правилам, пользуются двухмесячными каникулами с 1 июня по 1 августа,
[3] Ни в «Лире», ни в «Макбете» Писарев на Александринском театре не выступал, а в «Смерти Иоанна Грозного» графа А. К. Толстого играл Захарьина-Юрьева; в «Маскараде» Лермонтова Писарев играл Арбенина на сцене «Пушкинского» театра в 1881 г.
[4] О гастролях Писарева в Одессе в октябре–декабре 1884 г. см. в брошюре М. В. Карнеева: Мод. Ив. Писарев. Биографический очерк, С.-Пб. 1893, с. 68.
с правом отъезда в провинцию. Если же бы Вы захотели продолжить этот срок, то можете просить месячного отпуска с сохранением содержания, в чем дирекция почти никогда не отказывает, если нет особенно важных причин. Так как Вы уезжаете в Одессу не раньше 25, то я советовал бы Вам теперь же, немедленно приехать в Петербург, чтобы кончить дело, подписать контракт и ехать в Одессу совершенно спокойным.
Ответ на Вашу телеграмму послал тотчас же и удивляюсь, отчего Вы ее не получили.
До свиданья. Крепко жму Вашу руку.
Искренно уважающий
и преданный А. Потехин.
12 сентября 1884 г.
На конверте: Его Высокоблагородию, Модесту Ивановичу Писареву. В Москве, на Тверской, д. Шаблыкина, меблированные комнаты Троицкой, № 2, рядом с Английским клубом.
6.
22-го июля 1885 г. [Петербург].
Многоуважаемая
Полина Антиповна,
Спешу ответить на Ваше письмо. Очень благодарен, что Вы предупредили меня заблаговременно о Вашем желании играть поименованные Вами роли; но должен предупредить Вас, что «Дело житейское»[1] решено было не ставить на нашей сцене, так как пьеса эта шла уже на частной сцене, а дирекция приняла за правило отказываться от таких пьес. Что касается до «Позднего расцвета» [2], то я не знаю хорошенько, была ли эта пьеса одобрена Театральным Комитетом и шла ли она на императорском театре: если да, то конечно возобновление ее возможно. Между прочим Вы пишете: «разовыми моими не стесняйтесь». Как я должен понимать эти Ваши слова? Если как согласие Ваше отказаться от вознаграждения за участие в спектаклях более одного раза в неделю, в таком случае Вам нужно будете подать об этом формальное заявление в дирекцию. Я лично в этом отношении ничего не могу сделать.
[1] Сцены в 3 действиях, под другим заглавием — «Рвачи», напечатаны были в журнале «Дело» 1883 г., № 4, соч. Ипполита Васильевича Шпажинского (Везовского).
[2] Драма в 5 действиях того же Шпажинского
Очень рад, что Вы надеетесь нынче рано приехать в Петербург, и, следовательно, мы будем иметь время приготовить что-нибудь к Вашему выходу на сцену. Жена и дочери очень Вам кланяются и желают здоровья.
Искренно уважающий и преданный
А. Потехин.
22 июля 1885 г.
P. S. Я полагаю, что Вам может быть придется выступить ранее 15 сентября. Если не ошибаюсь, Ваш отпуск оканчивается 1 сентября.
7.
4-го октября 1885 г. [Петербург].
Многоуважаемая
Полина Антиповна,
«Самородок» [1], может быть, совсем не пойдет на нашей сцене. Хотя эта пьеса и одобрена Комитетом, но автор повести, из которой она переделана, Салов, телеграфировал о том, что он не согласен на постановку пьесы. Притом Ге еще много ранее, едва ли не весною, просил Савину исполнять главную роль в пьесе, и недавно вновь об этом был разговор.
Следовательно, как видите, в настоящем случае я совсем не так много могу сделать, как Вы думаете. Относительно других Ваших желаний постараюсь исполнить их, если только не встретится каких либо препятствий, иногда непредвидимых и не-отвратимых.
Искренно уважающий и преданный
А. Потехин.
4 октября 1885 г.
8.
15-го октября 1885 г. [Петербург].
Многоуважаемая
Полина Антиповна,
На письмо Ваше спешу ответить: «Самородок», как я уже писал Вам, не может идти, по причинам, независящим от дирекции, а «Волк» Федотова [2] пропущен Комитетом под условием переделки всего
[7] Комедия эта, переделанная драматургом Иваном Николаевичем Ге (ум. 1893), из повести Ильи Александровича Салова (р. 1834, ум. 1902), была напечатана в журнале «Колосья» 1886 г., кн. 2.
[8] Комедия в 4 действиях, соч. Александра Филипповича Федотова (ум. 11 февраля 1895), артиста Александринского театра и преподавателя драматического искусства на Драматических курсах при Театральном училище. Его драматические сочинения и переводы изданы в 4-х томах А. Карцевым в С.-Пб. 1890–1891 гг.
4-го акта, которой он еще не сделал. Когда будет это исполнено, и представится ли возможность поставить пьесу в ноябре, положительно не могу сказать; но, ввиду предстоящих двух бенефисов и новых пьес, назначенных к постановке в октябре и ноябре, полагаю, что в этот период времени вряд ли удастся поставить «Волка».
Я вполне искренно сочувствую Вашему желанию выйти в какой-либо хорошей новой роли и от всей души готов бы содействовать осуществлению этого желания, но, к величайшему моему сожалению, в настоящее время, ничего не могу сделать. Укажите мне, какие пьесы желали бы Вы возобновить из старого Вашего репертуара; но и в этом отношении имейте в виду ту торопливость и поспешность, с которою мы должны теперь ставить даже и новые пьесы; на текущие сезон впереди их более 10.
Верьте моему искреннему к Вам уважению, доброжелательству и преданности.
А. Потехин.
15 октября 1885 г.
9.
[28–29-го января 1887 г. Петербург].
Многоуважаемый
Модест Иванович,
Стихотворение Лермонтова [1] цензура не дозволила, а потому потрудитесь прочесть Полонского, которое он читал в Москве на Пушкинских праздниках [2]. Прилагаемое письмо объяснит Вам, что нужно сделать. Я полагаю, до четверга Вы выучите стихотворение наизусть. Сегодня вечером в театре дадите мне ответ.
А. Потехин.
На втором листке — письмо Я. П. Полонского к А. А. Потехину:
Многоуважаемый
Алексей Антипович,
Очень рад, что хоть стихи мои примут участие в Вашем торжестве. — Сокрушила меня болезнь моя… Коклюш, по уверению доктора. На улицу не пускают. Кашляю и осип, так что говорить не могу.
[1] На смерть Пушкина («Погиб поэт, невольник чести…»). Его кстати было бы прочесть на вечере в день исполнившегося 29 января 1887 г. 50-летия со дня кончины поэта.
[2] Известное стихотворение 1880 г. «А. С. Пушкин» («Пушкин это — возрожденье Русской Музы, воплощенье наших трезвых дум и чувств…»).
Книги, т. е. 1-й части моих сочинений, в эту минуту у меня нет. — Спросите у Писарева. Если и у него нет, то он возьмет у Аверкиева [1], с которым живет на одной лестнице.
Нечего и говорить о том, что стихотворение это много раз уже было дозволено цензурой и правительством к публичному прочтению. Можете сослаться на это письмо, если не захотите вновь спрашиваться у Турчанинова [2].
Но прощайте, до свидания. Остаюсь Ваш
Я. Полонский.
28-го января 1887.
10.
25-го октября 1902. [Петербург] [3].
Благодарю Вас, дорогой Модест Иванович, за Вашу любовь и память обо мне. Ваше милое, ласковое письмо сердечно тронуло меня, и я посылаю Вам в ответ, кроме благодарности, и уверение в неизменности моей любви и уважения к Вам с пожеланиями здоровья и всех благ.
Утешен и обрадован я был и телеграммою милого Панчина[4], в течении 25 лет бывшего наилучшим Орестом «Выгодного предприятия». Очень жаль мне, что, не зная его адреса, не могу ему ответить и поблагодарить за приветствие, и потому прошу Вас: если встретите Алекс. Сем., поблагодарите его от меня и передайте ему мое искреннее сочувствие и преданность.
Неизменно любящий и уважающий Вас
А. Потехин.
25 октября 1902 г.
III.
Д. В. Аверкиев — М. И. Писареву.
Три письма драматурга, критика и журналиста Дмитрия Васильевича Аверкиева (р. 30 сентября 1836, ум. 9 января 1905 г.) касаются неосуществившегося проекта его об антрепризе петербургского Малого театра и постановки его пьес «Сидоркино дело» и «Непогрешимые» на сцене московского «Пушкинского» театра и заключают неизданные юмористи-
[1] Драматурга Дмитрия Васильевича.
[2] Многолетний помощник петербургского градоначальника Иван Николаевич Турчанинов.
[3] В 1902 г. А. А. Потехин был уже почетным академиком Академии Наук, которая 9 декабря 1901 г., в особом торжественном собрании Разряда Изящной Словесности, чествовала Потехина по случаю 50-летия его литературной деятельности.
[4] Александр Семенович Панчин 1-й — артист Александринского театра.
ческие стихи его и эпиграммы на одного актера, имя которого разгадать теперь вряд ли возможно.
Аверкиев много писал об игре М. И. Писарева, которого высоко ценил как артиста, исполнителя многих классических ролей, между прочим, и в пьесах самого Аверкиева: «Каширская старина», «Трогирский воевода», «Король и поэт» и другие.
Еще в 1872 г. Аверкиев писал о нем: «Писарев…. обнаружил задатки весьма крупного и серьезного дарования, при том дарования сравнительно редкого: на сильные драматические роли. Или я жестоко ошибаюсь, или при внимательном изучении, при правильном развитии таланта, из г. Писарева образуется замечательный актер на трагические роли. В манере его игры, в его жестах много изящного благородства» [1].
Отзыв Аверкиева об исполнении Писаревым роли Городничего в «Ревизоре» («Новое Время» 1882 г., № 2440) приведен в статье о Писареве в «Ежегоднике имп. театров», сезон 1905–1906 г., приложения, стр. 190. О самом Аверкиеве см. статью-некролог в том же издании, сезон 1904–1905 г., прилож., стр. 273–287.
I.
1-го октября 1880 г. Петербург.
Многоуважаемый Модест Иванович, поспешил в Питер я, как оказалось, несколько напрасно, ибо «Сидоркино дело» пойдет еще только в начале ноября [2]. А между тем, я надумал иное дело, которое сразу кажется несбыточным, а меж тем, чем черт ни шутит, пожалуй, и удастся. Пишу Вам, желая знать и Ваше мнение, а равно насколько могу расчитывать на Вашу помощь, и под строжашим секретом.
Дело в том, что Малый здешний театр окончательно погибает, сбавили цену с 1100 до 800, в Алекс. набавили с 1200 до 1500, и Александринский благоденствует, а в Малом до 500 не могут дотянуть, как сам Лукашевич[3] сознавался мне; в действительности же часто 200 р. сбору не бывает. Далее, Лукашевич высказывал, что лично желал бы иметь в своем распоряжении один театр, а то, говорит, трудно. Словом, дирекция не знает, что делать с Малым театром.
[1] «Моск. Ведом.» 1872 г., № 175; см. перепечатку в брошюре М. В. Карнеева: М. И. Писарев, С.-Пб. 1893, с. 25–27; там же другие отзывы Аверкиева об игре Писарева: 1879 г. (с. 27–28), 1880 г. (с. 29–30), 1882 г. (с. 33–34), 1886 г. (с. 37–38, 39–41).
[2] Комедия Аверкиева «Сидоркино дело» после постановки в Малом театре в Москве в ноябре 1880 г. (см. статью П. Д. Боборыкина в «Русск. ведом.» 1880 г. № 333) была напечатана во 2-м № «Русского вестника» 1881 года.
[3] Николай Алексеевич Лукашевич при управляющем театрами бароне Кистере был заведующим хозяйственною частью Дирекции театров, перед тем — хранитель картинной галереи Эрмитажа.
Посему я и задумал, и даже словцо забросил, просить Дирекцию отдать мне театр: избегая слов аренда и частный театр. Условия же приблизительно следующие.
1) М. Т. получает самостоятельное управление, оставаясь императорским,
2) Имеет свой репертуар; не ставит вновь пьес, которые ставятся в Алекс[андринские] бенефисы.
3) Имеет свой отдельный счет.
4) Старые пьесы — общее достояние, причем мы ставим Писемского, Островского и других изгойных писателей.
5) На первое время, театру открывается кредит в 30–40 т. на обзаведение, декорации и прочее.
6) Труппа составляется мною: служащие числятся на императорской службе и жалованье зачисляется им в пенсии.
7) Из нынешней труппы беру тех, кого найду нужным и, разумеется, кого дадут еще. Таковые артисты не играют на других импер. театрах.
Вопрос: пойдете ли вы, разумеется, с Полиной Антиповной, когда она выздоровеет? Далее — есть ли возможность к 1-му или 15-му декабря или раньше набрать труппу, ибо сюжетов нам не уступят?
Ответьте поскорее, а я, не отлагая, начну ощупывать почву под ногами.
Мне кажется, что дело статочное, притом и для Барона [1] не убыточное. Подумайте хорошенько. А что Бренко? [2]..Все Отелльничает?
Весь Ваш
Д. Аверкиев.
1/Х/80. СПб.
Адрес: У Владимирской, в Графском переулке, 7, кварт. № 9.
2.
18-го ноября, 1880 г. [Петербург].
Графский переулок, д. № 7, кв. 9.
Многоуважаемый Модест Иванович, А. А. Бренко весьма много толковала со мною о постановке «Сидоркина дела», летом даже телегра-
[18] Для барона Карла Карловича Кистера, тогдашнего управляющего императорскими театрами (1876–сент. 1881). О нем см. «Воспоминания Пешкова» в журнале «Бирюч» 1919 г., № 15 и след.
[19] Анна Алексеевна Бренко (рожд. Челищева, по мужу Левенсон), драматическая писательница и артистка, директриса только что открытого в Москве «Пушкинского» частного театра (где играли Писарев и Стрепетова), перед тем артистка московского Малого театра, а впоследствии основательница частной драматической школы в Петербурге. В 1902 г. праздновала 30-летний юбилей своей сценической деятельности.
фировала мне. Теперь же, когда время ставить, молчит. Меж тем, на нее надеючись, я не заводил никаких переговоров с Малым театром.
Будьте добры, спросите ее о дальнейших намерениях. Или у нее денег вовсе нет? А будущая неделя у меня свободная, и я мог бы приехать, в случае надобности, в Москву.
Мой поклон Полине Антиповне; жена Вам кланяется.
Готовый к услугам
Д. Аверкиев.
18-го ноября 1880.
Песнь Малого театра
сочиненная артистом оного М. П. Садовским и по новейшим официальным сведениям дополненная и исправленная.
Нам от Кистера [1] велено
Считать умным Кавелина,
От Перми до Бердичева
Славить честность Бегичева [2]. —
***
Мы ж, во славу Гликерии,
Творим пакости велии,
А случится где трещинка, —
Конопатит Терещенко
***
Артисту W., меня изображавшему.
Ты, говорят, был так хорош!
Твой пасквиль для меня так лестен!
Ты был бы на меня похож,
Когда б ты был хоть малость честен!
***
Ему же, похвала за интриганство.
В порыве искреннего чувстваТебе я руку протянул:
Я думал воскресить артиста для искусства, —
И в негодяя жизнь вдохнул.
[1] См. в предыдущем письме.
[2] Инспектор репертуара московских театров, а потом управляющий московскими театрами камер-юнкер Владимир Петрович Бегичев (ум. 1891), драматург.
3.
22-го декабря 1880 г. [Петербург)].
Милейший Модест Иванович,
Во-первых, усердно Вам кланяюсь, а затем извещаю, что тотчас по приезде, благодаря Вам, ухватился за «Непогрешимых»[1]. Третий акт, страшивший меня своей долготою, ныне укорочен весьма, и вообще я всю комедию перечел, дабы в ней лишних слов и порожних ролей не было. Исправив экземпляр, я Вам вышлю. А если попадется Вам раньше («Русский вестн.», январь 1879 года), то учтите. Роли, как будто и расходятся; авось дело и сладится.
На всякий случай (хотя, собственно, на всякий случай только… у архиерея), прилагаю проект распределения ролей:
Крутищев — Васильев 1.
Андрей — Писарев.
Быстряков — Чарский.
Бушуев — Шумилин (?).
Похваткин — Бурлак.
Потап —
Варвара — Глама.
Наталья — Лопухина (под сомнением).
Кстати, о Гламе [2]. Кланяйтесь ей и скажите, что предсказание ее не исполнилось: я в Питере. А она чтоб не гневалась и прислала портрет из «Сидорки». Я ее повешу вместе с другими моими актрисами, рядом с Савиной.
Кстати, о Сидорке. Скажите Бурлаку [3], чтоб, если станет давать, то цен не сбавлял. Я уверен, что пойдет. И здесь вначале верхи были неполны, и сбор 1300, а вот за мое отсутствие «Сидорка» дал по 1500, то есть полный сбор. И поберегите Бурлака, а он пусть не сердится, что я ругал его как режиссера: ведь любя.
Кланяйтесь Полине Антиповне. Не забудьте о Волгородском [4]. Жена вам усердно кланяется. И благодарит за память. Марья Ивановна Дундукова-Корсакова (Ильина) [5], которая теперь у нас, велит Вам
[1] Комедия Аверкиева в 4-х действиях напечатана была в «Русском вестнике» 1879 г., кн. 1.
[2] Актриса «Пушкинского» театра А. Я. Глама-Мещерская.
[3] В. Н. Андреев-Бурлак, актер и режиссер «Пушкинского» театра.
[4] Владимир Васильевич Волгородский (род. 1839), врач.
[5] Княгиня Марья Ивановна Дондукова-Корсакова (ум. 9 октября 1895 г.), рожд. Ильина, провинциальная артистка, первая жена бывшего кавалергардского офицера князя Михаила Александровича Дондукова-Корсакова, который в 1880 г. состоял секретарем при командире корпуса жандармов, а с 1881 г. служил в разных казачьих войсках и умер 31 января 1901 г. Они были в разводе.
ужасно (подлинное выражение) кланяться и сказать, чтоб непременно приезжали играть в Питер. А вы и приезжайте, да и оставайтесь. Кстати, благословите — завтра иду проситься на службу в театр.
Прощайте, целую Вас и жму руку.
Д. Аверкиев.
P. S. Жена велит непременно [сходить] к Волгородскому (Кисловка, д. Азанчевскаго); напишите, что она рекомендовала, и он пpидет. Он спас и ее, и Федотову.
Весь Ваш
Д. Аверкиев.
22/XII 80.
IV.
Письмо М. П. Садовского к Писареву.
Крестник, один из ближайших друзей и прекрасный истолкователь Островского, знаменитый артист московского Малого Театра Михаил Провович Садовский (р. 12 ноября 1847, ум. 26 июля 1910), унаследовавший свое призвание от еще более знаменитого отца своего, был человек в высокой степени одаренный; актер «божиею милостью», прошедший практическую школу театрального искусства в основанном Островским Артистическом кружке[1] , человек с хорошим образованием, он обладал и несомненным литературным талантом, ярко выразившимся в нескольких бытовых рассказах его — «Дикий человек» («Артист» 1889 г., № 5), «Высокое призвание» (там же, 1891 г., № 12–14), «Счастливец. Очерк из жизни московского знакомства» («Русское обозрение» 1891 г., кн. 7), «Дон Кихот московского захолустья» (сборн. «Почин» на 1896 г., М. 1896), «(Страница из жизни одного города» («Русский вестник» 1897 г., кн. 10) [2] и др., — а также в «житейских сценах» в 3-х действиях «Душа — потемки» («Театральная библиотека» 1891 г., кн. 6), шедших в московском Малом театре; ему же принадлежат прекрасные переводы «Севильского цирюльника» Бомарше, «Федры» Расина и «Эдипа-царя» Софокла. Литературные заслуги Садовского послужили поводом к почетному избранию его 22 сентября 1890 г. в члены Общества любителей российской словесности при Московском университете, в котором он принимал довольно деятельное участие, выступая на многих заседаниях и литературных вечерах с чтением своих сочинений и с мастерской передачей произведений Гоголя, Грибоедова, Некрасова, Никитина, Островского и других писателей 3.
[1] Об этом Кружке см. статью П. А. Россиева в «Историч. Вестн.» 1912 г., №№ 5, 6 и 7.
[2] Сборник его «Рассказов», в 2-х томиках, изданных редакцией журнала «Русский вестник», вышел в свет в Москве, в 1899 году.
[3] См. «Словарь членов Общества любителей российской словесности», М. 1911 с. 245–246.
В высокой степени благожелательный, скромный, добродушный человек, Садовский по праву пользовался общим уважением и любовью. Пишущий эти строки счастлив тем, что ему удалось неоднократно наслаждаться беседою с этим обаятельным человеком и наблюдать его во время завтраков Садовского в московском «Эрмитаже»: здесь артист, в последние годы своей жизни, бывал ежедневно, собирая около своего столика кружок театральных деятелей, писателей и поклонников своего таланта, с наслаждением слушавших всегда остроумную и живую беседу чудесного старика.
Стихи Садовского, написанные «некрасовским» размером, вылившиеся от души в письме к Писареву, как нельзя лучше обрисовывают нравственный облик их симпатичного автора.
Модесту свет Иванычу
Из города старинного,
Из матушки-Москвы,
Строчит сиe послание
(Не так чтобы мудреное,
3а то от сердца чистого) —
Садовский Михаил.
Скажу тебе по правде я:
На свете жить тошнехонько,
Не радует ничто;
А облегченье малое
Тогда лишь и почувствуешь,
Когда своей печалию
Поделишься с другим.
Живу в столичном городе;
В театре императорском
На службе состою;
Играю роли всякие:
Любовников и комиков,
Тоскливых, занимательных,
Повес и простаков.
Начальство благосклонное,
Плутами изобильное,
Ко мне благоволит
И милости великие,
Щедроты очень многие,
И будущность покойную
Как будто мне сулит.
Но их благоволения
Мне точно также нравятся,
Как горькая полынь.
Всечастно [sic] вспоминается,
Какие люди славные
С талантами не нашими
В борьбе изнемогли.
Болит мое сердечушко,
На части рвется бедное,
Как вспомню про отца, [1] —
Что вынес этот мученик,
Святой и неподкупленный,
Самим Творцом отмеченный
Актер и человек?
А мало ли сломилося,
А сколько затерялося
Талантов на Руси?
Молить лишь Бога надобно,
Чтоб образ человеческий,
Чтоб честь свою природную
Совсем не потерять.
Не только в театральщине,
Которая проклятием
Давно заклеймена, —
Везде так много гадкого,
Худого, неприветного,
Тупого, подневольного,—
Что Божий свет не мил!
Неволи злой, неправедной,
Постылой и позорнейшей
На всем лежит печать.
А разум все тревожится,
Стучит в груди ретивое…
Восхода новой зорюшки
Ужли нам не видать?…
Как правды верный труженник,
Как мой единомышленник,
Как зла заклятый вpaг —
Ты все поймешь, Модестушко,
Душой своей откликнешься
И все мои страдания
Участьем подаришь.
Прости, мой друг единственный,
Прости, душа правдивая,
Прости, мой старший брат,
Что я моим посланием,
Нескладным и докучливым,
Души твоей спокойствие,
Быть может, отравил.
[1] Пров Михайлович Садовский, знаменитый артист Малого театра; умер 16 июля 1872.
И с какой стати, с чего вдруг у меня излияния души явились в виде стихотворения? Что это за новости? Кажется, я глупо сделал, что вдруг заговорил языком богов; но только одно меня избавляет от удовольствия покраснеть за свои глупости, — это то, что все написанное действительно чувствовалось, и я ничего не выдумывал. Прости, дружище, что я тебя награждаю моими пустяками, тебе, может быть, вовсе не до них. При сем удобном случае могу тебе напомнить о том, что ты мне обещал написать письмо и даже обширное. Твое последнее послание столь кратко, что напоминает мне письма Островского ко мне из деревни: «Все мы здоровы, Маша вам кланяется». Сей писатель уже три недели, как в Москве, и просил меня передать тебе его поклон. В доме у него стало несколько поспокойнее, потому что один экземпляр из его потомства (ля-шез)[1] упрятан в гимназию, где всечастно [sic] проливает слезы, по той законной причине, что он нежный. Глупая головушка — Марья [2] —все также над ним властвует и все считает доходы от пьес. Мои все в исправности и шлют тебе свои милости. Напиши же, пожалуйста.
Твой М. Садовский.
P. S. Изображенное на сем стихотворение истреби, как недостойный памятник моей неумелости.
Сообщ. Б. Модзалевский.