13.
Москва, 8 декабря 1884 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Поверите ли, как меня измучила моя пьеса![1]. Я ее переделываю третий раз. Два раза начинал и два раза бросал, чего со мной прежде не бывало. Хорошо работать, когда голова свободна, незанята ничем; а когда в голове хаос, так это мука [2]. И все-таки я пьесу кончу к последнему перед праздниками Комитету; одновременно я пришлю другой экземпляр для цензуры, а третий вам в руки для считки и переписыванья ролей. Я пишу и днем и ночью, вопреки советам доктора, которым запрещен мне всякий усиленный труд. Да к тому же захворала и слегла Марья Васильевна, я могу работать только, когда она успокоится или уснет. Когда труд станет приближаться к концу, я Вас уведомлю.
Марья Васильевна вам кланяется.
Душевно преданный Вам
А. Островский.
14.
Москва, 13 декабря 1884 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Работа идетъ к концу, в субботу начнем переписку, и пьеса поспеет к сроку, если я не умру. Но я очень болен, я чувствую, что мои последние силы уходят на этот труд[3]. Я пишу, обставленный лекарствами; нервы разбиты до последней степени; малейший шум меня пугает; я не сплю и не ем почти ничего.
Душевно преданный Вам
А. Островский.
[1] «Не от мира сего».
[2] Вероятно, Островский, кроме нездоровья, был тревожим и материальными невзгодами, которые его никогда не оставляли, даже несмотря на назначение ему, в 1883 г., пенсии по 3.000 р. в год. Так, в 1880 г. он писал одному близкому человеку: «Живется мне по-прежнему, т. е., как приехал из деревни, так сижу безвыходно дома и один промежду себя думаю. Писать хочется, писать необходимо надобно, а не пишется; начинал до пяти пьес — и бросал, которую в начале, которую в половине. Дума-то перерастает дарованьишко и не дает ему ходу; а не писать нельзя: хоть плачь, да пиши. Вот отчего седеет голова-то» («Вестн. Европы» 1916 г., кн. 10, с. 76).
[3] В 1883 г. Островский, для поправления здоровья, ездил в Мариенбад, после чего получил некоторое облегчение, но болезнь, которою он страдал (астма), была неизлечима и через полтора года свела его в могилу