18 [1].
Москва, 29 декабря 1884 г.
Многоуважаемая
Пелагея Антипьевна,
Новую пьесу я читал у себя дома (с трудом пополам) в понедельник, под Рождество; на всех слушавших она произвела громадное впечатление [2] . Вы спрашиваете, приеду ли я в Петербург. Да я об этом не смею и подумать. У нас стоят упорно морозы, мне, с моим бронхитом, показаться на свет Божий нельзя, и я сижу в заключении. Роль Ксении играть не бойтесь; она вся в Ваших средствах. Указания, если нужно, то разве только для 3-го действия; 1-ое и 2-ое ясны сами по себе; впрочем, подумавши, в следующем письме я Вам напишу кой-что и о первых актах. В 3-м действии Ксения выходит покойная и счастливая, о своих недостатках говорит равнодушно; но, при докладе о приезде Муругова, очень пугается, и в разговоре с ним конфузится и путается. Беспокойство и волнение остаются в ней и по уходе Муругова, — оставшись одна, произносит монолог рассудительно, в лице — признание глубокой и серьезной думы; но говорит медленно и несколько упавшим голосом. После прочтения счетов, она вскрикивает от боли в груди и вдруг порывается идти куда-то; но, сделав несколько шагов, останавливается в недоумении и начинает припоминать. Здесь она еще не теряет сознания и, припомнив кой-что, хочет исполнить совет мужа отдохнуть и успокоиться. При взгляде на счет во второй раз, она лишается чувств; в разговоре с Хионией у ней является настоящий горячечный бред; слово «Спасите!» она произносит с криком и лихорадочной дрожью. При появлении мужа у нее является предсмертное просветление: она смотрит ясно, с кроткой улыбкой, говорит с сознанием, но тихо и с расстановкой; после слова «про-ща-ю», голова ее падает на грудь, руки опускаются, вся она углубляется в кресло. Все это должно быть в одно мгновение, этого момента тянуть нельзя. Вот и все. Напишите мне, согласны ли Вы со мной!
Душевно преданный Вам
А. Островский
[1] Это письмо было опубликовано М. И. Писаревым в примечаниях к X тому изданного под его редакциею Полного собрания сочинений Островского (изд. Тов. «Просвещение», с. 588–589), «к сведению будущих исполнительниц роли Ксении».
[2] В мастерском чтении автора новая пьеса его, быть может, несколько выиграла, хотя на самом деле сцены «Не от мира сего» нельзя признать удавшимися. И. И. Иванов считает даже, что эта последняя пьеса Островского «не может подлежать критике, как пьеса Островского так мало в ней следов его таланта и той самой простоты и непосредственности, какую он недавно объявлял величайшим достоинством Пушкинского гения» и т. д. («А. Н. Островский. Его жизнь и литературная деятельность» Спб., 1900, с. 87; ср. J. Patouillet, Ostrowski et son theatre de moeurs russes, Paris, 1912, p. 80–81, 82).