И с какой стати, с чего вдруг у меня излияния души явились в виде стихотворения? Что это за новости? Кажется, я глупо сделал, что вдруг заговорил языком богов; но только одно меня избавляет от удовольствия покраснеть за свои глупости, — это то, что все написанное действительно чувствовалось, и я ничего не выдумывал. Прости, дружище, что я тебя награждаю моими пустяками, тебе, может быть, вовсе не до них. При сем удобном случае могу тебе напомнить о том, что ты мне обещал написать письмо и даже обширное. Твое последнее послание столь кратко, что напоминает мне письма Островского ко мне из деревни: «Все мы здоровы, Маша вам кланяется». Сей писатель уже три недели, как в Москве, и просил меня передать тебе его поклон. В доме у него стало несколько поспокойнее, потому что один экземпляр из его потомства (ля-шез)[1] упрятан в гимназию, где всечастно [sic] проливает слезы, по той законной причине, что он нежный. Глупая головушка — Марья [2] —все также над ним властвует и все считает доходы от пьес. Мои все в исправности и шлют тебе свои милости. Напиши же, пожалуйста.

Твой М. Садовский.

P. S. Изображенное на сем стихотворение истреби, как недостойный памятник моей неумелости.

Сообщ. Б. Модзалевский.