цию: «Въ Ливорнѣ церковь Греческая во имя Николая Чудотворца: а Протопопъ Аѳонасiй; да въ Венецiи церковь же Греческая, а больше того отъ Рима и до Кольскаго острога нигдѣ нѣтъ благочестiя» — убеждения, которое, мимоходом говоря, как непосредственное и крепко историческое, не имеет ничего общего с безобразною нетерпимостью «Маяка» и псевдославянской школы Шишкова, — от другого столь же незыблемого убеждения в том, что «Бѣлый царь над всѣми царями царь», по словам Голубиной книги, придающего даже флоренскому князю Фердинандусу в оффициальном акте посольства речь, соответствующую понятиям посланников о величии своего государя, которого «государскимъ счастьемъ» они здоровы и сохранены от всякой напасти * [14], убеждения, засвидетельствованного великими событиями 1612 года и перешедшего всею силою своею в грамоту об избрании Михаила Романова — до уверенности Посошкова, что мы, благодатиею Божиею, «остротою» не хуже немцев, и «они ругаютъ насъ напрасно», — что им, иноземцам, а не нам перед ними «подобаетъ рабствовати», даже до исключительности, устами Посошкова требующей прекращенья ввоза товаров, которые «купя выпить, да выблевать, или принявъ разбить и бросить» [15]. — «Ихъ Немецкихъ разсказовъ, — говорит Посошков, — намъ не переслушать: они какую безделицу не привезутъ, то надсѣдаясь, хвалятъ, чтобы мы больше у нихъ купили» (с. 125, 124), — даже до той оригинальной политико-экономической близорукости, которая из страха за свое родное, самобытное, кровное думает остановить неудержимое, готова вооружаться, например, даже на заведение почт **. Все понятно в этой могучей, полной
* И Царскаго Величества здоровье сказано было отъ Посланниковъ Флоренскому Князю Фердинанду въ городѣ Пизѣ. И Князь у Посланниковъ принялъ Государеву грамоту и поцеловал ее, и почалъ плакати, а самъ говорилъ черезъ толмача по Италiйски: за что меня холопа своего вашъ пресловутый во всѣх Государствахъ и Ордахъ Великiй Князь Алексѣй Михайловичъ, всея Великiя и Малыя и Бѣлыя Россiи Самодержецъ, изъ дального великаго и преславнаго града Москвы поискалъ, и любительную свою грамоту и поминки прислалъ? А онъ Великiй Государь, что небо отъ земли отстоитъ, то онъ Великiй Государь: славѣн и преславѣн отъ конецъ до конецъ всея селенныя; и имя его преславно и страшно во всѣх Государствахъ, отъ ветхаго Рима и до новаго и до Iерусалима: и что мнѣ бѣдному воздать за его Великаго Государя велiю и премногую милость? А я, и братья мои Матiасъ и Леопольдъ и Янъ Гратiянъ, и сынъ мой Косма, его Великаго Государя раби и холопи: а его Царево сердце въ руцѣ Божiей; — ужто такъ Богъ изволилъ. А какъ князь съ Посланнымъ витался и говорилъ рѣчь, тогда стояли по обѣ стороны многiе Думные честные люди и служилые съ нагимъ оружиемъ… Князь Фердинандъ билъ челомъ, Царскаго Величества Посланникамъ, во Флоренскъ ѣхать прежде себя, для того, что де для васъ будетъ стрѣльба многая, а стороннiе подумаютъ, что для меня де трѣльба, а не для васъ будетъ»
** Да пожаловали они прорубили изъ нашего государства во всѣ свои земли диру, что вся наша государственная и промышленная дѣла ясно зрятъ. Диражъ есть сiя: здѣлали почту, а что въ ней Великому Государю прибыли, про то Богъ вѣсть, а колько гибели отъ той почты во все Царство чинитца, того и исчислить невозможно. Что въ нашемъ государствѣ не здѣлается, то во всѣ земли рознесетца; однѣ иноземцы отъ нее богатятся, а Русскiе люди нищаютъ» (с. 273).